Марина тут же сообразила, что ответить на него не составит большого труда. По крайней мере, в своей голове. Он много кем был для неё.
Одноклассником, соседом по этажу, юношей, с которым она делила парту.
Человеком, по которому она неизменно сходит с ума.
Парнем, что стабильно умудряется вызвать в ней такой красочный спектр порой самых противоречивых эмоций, что становилось иногда страшно: а не разорвут ли эти чувства её изнутри, не опустошат ли, не обратятся ли в пугающее и гнетущее ничто.
Юношей, поменявшим её жизнь, её суть, её ощущения. Её понимание настоящих чувств.
Юношей, показавшим ей, как сильно можно в ком-то нуждаться. Нуждаться во взгляде, в прикосновениях, в разговорах. В человеке нуждаться.
Он много кем был для неё.
Но что ей было ответить ему?
Марина смотрела в его глаза и не знала, молчала, пыталась лихорадочно сообразить. А Егор горько усмехнулся и отстранился от неё, выпрямляя спину и плечи. Давая девушке шанс жадно вдохнуть воздух, которого, она заметила только сейчас, ей так не хватало последние пару минут.
Вновь вздёрнула подбородок, но не от гордости, а чтобы снова была возможность смотреть молодому человеку в лицо. Она видела, как он растягивает губы в противной ухмылке – той самой, которая ей всегда так не нравилась в нём, – и смотрит на неё то ли с издёвкой, то ли с отголоском печали в карих глазах.
А может, и с тем, и с тем – Гейден так и не успела понять, потому что в следующий момент Егор сболтнул самую глупую глупость из всех, когда-либо произнесённых его ртом.
– Может, ты вообще ничего ко мне и не чувствовала никогда? Или твоя манера просто нормально общаться вдруг стала включать в себя ещё и поцелуи? Научилась после прошлого раза? Уже опробовала с кем-то, или я первый твой подопытный кролик?
Марине хотелось, чтобы она ослышалась. Чтобы ей почудилось. Чтобы он этого не спрашивал – никогда.
Потому что…
Она приоткрыла рот, чтобы что-то ответить, но слова опять не шли. Вместо этого получился какой-то невнятный звук, отдалённо напоминающий сбитый полустон-полувыдох. Сбитый взорвавшимся потрясением, нахлынувшей горечью, голимым разочарованием. Болью, что стянула грудную клетку и сжала её так сильно, что казалось, ей никогда уже не вернуться к нормальному состоянию.
Она что?.. дала повод задать такой вопрос?
Марина смотрела на Рембеза во все глаза и так бестолково не понимала. Не вникала, не могла даже сообразить, разобраться.
Ведь если он не был уверен в её чувствах, в её верности ему, то зачем… это всё? всё, что было? Зачем?
Ей даже не хватило сил снова его ударить. От обиды и непонимания. В груди чудовищно саднило, и девушке хотелось разрыдаться. Так просто, в голос, упасть на колени и рыдать, утыкаясь ладонями в бёдра. Срывая голос к чертям собачьим.
Она опустила глаза. Невидящий взгляд уткнулся в пуговицу на егоровской рубашке, затем во вторую – ту, что была ниже.
Голову разрывала одна больная мысль. Крутилась одной строчкой, билась о стенки черепной коробки, и хотелось вцепиться в собственные волосы, выдрать их все, разучиться думать, хоть на время, хоть на мгновение.
Неужели всё было зря?
И следом сразу родилась другая. Из разряда тех, перед которыми можно поставить знак, в математике известный как «следовательно».
Неужели она… была права насчёт него? С самого начала.
Нет! Не была!
Марина резко вскинула голову, чувствуя, как сердце колошматится о рёбра, надеясь, видимо, вырваться из плена хрупких костей – создавалось чёткое ощущение, что они вот-вот треснут. Одно за другим. Трещина за трещиной.
Губы Егора уже не были растянуты в ухмылке – совсем наоборот. Он вглядывался в неё так сильно, метался растерянным взглядом по лицу, то и дело возвращаясь к глазам, присматриваясь, словно хотел разглядеть в них что-то. Возможно, слёзы. Или мысли надеялся прочесть.
Девушка закачала головой, чувствуя, как дрожат губы, – то ли это было отторжение заданных им вопросов, то ли ответ на собственный, возникший в голове несколькими секундами ранее.
Она не могла ошибиться насчёт него. Он не такой, он лучше, просто…
Ей хотелось плакать.
– А ты как думаешь? – прошептала она. Сказать в полный голос просто не получилось – иначе бы попросту банально разрыдалась перед ним.
И… ей показалось, что он вздрогнул. Возможно, от неожиданности. Или не думал, что в её голосе будет столько задыхающейся тоски. Хотя причина могла быть и другой – Марине не хотелось разбираться в этом. По крайней мере, не сейчас.