– Что случилось? – спросил Егор и тут же отметил, насколько вопрос получился неуверенным, осторожным, словно он прощупывал девушку, выуживал правду по крупицам.
Тупой вопрос, да, учитывая положение вещей.
Он ждал, пока она повернётся. Хотел, чтобы она посмотрела на него с тем самым повстанческим огоньком в глазах и вскинула подбородок. Дёрнула руку на себя, а он бы отпустил, потому что понял бы, что ничего не поменялось между ними. Что ещё можно всё наладить.
И он бы наладил.
Но она так и стояла. А он просто уставился в её спину, в опущенные плечи, в ровные пряди волос, контрастно ложившиеся на тёмно-синюю ткань приталенной рубашки.
Повернись же ко мне.
Соизволила двинуться лишь спустя несколько секунд.
Медленно обернулась сначала через плечо, выцепляя взглядом его пальцы, сжимающие её руку, потом всем корпусом, из-за чего ему пришлось её отпустить, и уставилась прямо на него, снизу вверх, таким остервенелым взглядом, что он едва не отступил на несколько шагов назад. Ей даже не нужно было вздёргивать подбородок, её глаза, обретшие всю яркость своего голубого оттенка за один момент, и без того горели неуёмной злостью.
– Тебе есть до этого дело?
Голос был абсолютно ровным, тихим-тихим, но не заметить, что это напускное спокойствие было наигранным, мог лишь слепой.
Егор фыркнул, ощущая, как стремительно начинает жалеть о своём желании вернуть Гейден в её прежнюю кондицию. Как быстро она поменялась. Будто и не было этой гнетущей опустошённости ещё минуту назад в горящем взгляде.
– Допустим, – произнёс он, наблюдая, как её тонкие брови ползут вверх, а затем она немного наклоняет голову вбок, ухмыляясь.
– Допустим, да, или допустим, нет?
Да она издевалась.
– Что за странные вопросы? – прошипел он ей в лицо, сжимая кулаки.
– Нормальные вопросы, – Марина пожала плечами. – Ты всё равно сам завёл этот разговор, так что отвечай.
Она перестала улыбаться, тон сделался серьёзным донельзя, но ощущение, что она считала себя хозяйкой положения, всё равно неприятно кольнуло под кожей кипевшим раздражением. Голубые глаза наполнялись множащимся азартом с каждой секундой всё больше.
Глупая. Это ведь можно быстро исправить.
Она не успела среагировать должным образом, когда он протянул к ней руки, взялся ими за худые плечи и мягко подтолкнул девушку к ближайшей стене, поэтому ей ничего не оставалось, кроме как упереться в эту стену лопатками и бестолково пытаться отпихнуть от себя держащие пальцы. На деле же девушка просто елозила ладонями по рукавам рубашки на его предплечьях.
А потом, когда он наклонился к её лицу, сводя расстояние между ними к опасному минимуму, она прекратила свои бессмысленные старания, просто вцепившись пальцами в ткань, сжимая стискивающие её руки, и распахнула глаза, глядя на него почти с испугом.
По крайней мере, не с той болезненной самоуверенностью, от которой все внутренности Рембеза выворачивались наизнанку из-за взвинчивающегося сознания.
– Допустим, да, – прошипел он, не сводя с неё глаз. – Ещё есть вопросы, Марина?
Она словно ненадолго потерялась в произошедшем, поэтому несколько секунд просто молча смотрела на него, вжимаясь в стену. Будто в попытке сбежать от его прикосновения. Без толку.
Девушка снова была так близко к нему, что Егор не мог не думать об этом. Взгляд скользнул к её рту, на мгновение, а потом поднялся обратно к распахнутым голубым глазам, просто потому что он не сможет нормально соображать, если будет думать о её губах и о том, что они снова в десятке сантиметров от его рта.
А в голове уже мелькнуло воспоминание о нескольких поцелуях с этой невозможной девушкой. Горячих, чувственных и желанных.
Это не то, о чём Рембез должен был сейчас думать, но он думал.
А слух уловил тонкий голос:
– И какое же тебе до этого дело?
И её выдох лёг на его губы. Он ощутил прохладное дыхание Гейден, поймал его языком, чувствуя, как сильно стучит собственное сердце.
Буквально дубасит по его рёбрам изнутри, в любой момент какое-нибудь из них треснет, без сомнений.
Её слова мелкой пылью оседали на него. На его плечи, на руки, которыми он стискивал худые плечи, удерживая девушку перед собой. Смысл сказанного бился о черепную коробку лениво, гулко, и мозг соображал тяжко.
Мысли о её близости заполняли его почти целиком, и думать о чём-то другом сделалось до ужаса проблематично.
Что за спектакль они разыгрывают снова? Перед кем? Сейчас наличие чувств у обоих друг к другу показалось таким само собой разумеющимся, таким очевидным. Как он раньше не пришёл к этому? Какого чёрта ломал голову?