Её уже давно накрыло.
Весь месяц она только и делала, что позволяла себе наслаждаться практически каждой секундой быстро летящих дней. За исключением разве что очередных дрянных мыслей, которые неизменно утягивали её из реальности на несколько минут глубоких размышлений, но и это было не критично. То есть, с этим можно свыкнуться, потому что такие мгновения были обыденными, нормальными. Абсолютно.
Покажите мне человека, которого порой не гложут мысли о безысходности бытия. Есть вообще такие? Вот уж вряд ли.
Девушка искоса глянула на Егора. Отрешённый и немного скучающий взгляд устремлён на классного руководителя, он по привычке жевал щёку изнутри. Время от времени кадык на жилистой шее приходил в движение, и Марина ощущала цепкое желание провести по нему пальцем, почувствовав кожей этот живой хрящ. Он слабо цокнул, когда Оксана Андреевна резко завела разговор в русло экзаменов, и губы приоткрылись. Взгляд тут же скользнул к ним, и распалённый думами мозг живо подкинул в голову горячее воспоминание, заставив девушку слабо вздрогнуть и ощутить мурашки на предплечьях.
Губами по коже шеи, руками вниз, по спине, пальцами, стискивающими рёбра, почти подминающими под себя, требовательными, твёрдыми. Горячий влажный язык – с её языком. Столкновение, взрыв в голове, подобно яркому салюту, целый шквал эмоций и ощущений.
Почему все их поцелуи были настолько разными? Если начать вспоминать, то каждый – смесь жара и страсти, или нежности и тепла, или расслабленности и доверия, поголовного. Всегда спонтанные – и всегда чувственные. Настоящие, живые. Кажется, одними ими можно было прожить долгую и счастливую жизнь.
Марина коротко выдохнула. Усмехнулась, качнула головой и отвела взгляд от молодого человека, который, наверное, и не заметил, что она рассматривала его. Или заметил, но не придал этому значения: в конце концов, она пялилась на него по сотне раз на дню, так что в этом не было ничего необычного.
– Надеюсь, я смогла как можно более доходчиво передать вам всю информацию, – подвела итог Оксана Андреевна, строго осматривая класс. – Прошу отнестись серьёзно. В конце концов, вы одиннадцатый класс и должны…
– …относиться ко всему ответственно, – ядовито закончил вместе с классным руководителем Егор, коротко закатывая глаза и возмущённо шепча. – Сколько можно это талдычить?
Марина усмехнулась, наблюдая, как к ним поворачиваются Диана и Киричук с долей иронии на лицах. Поддерживая его слова насмешливыми улыбками и быстрыми кивками.
– Какой у вас следующий урок? – поинтересовалась Оксана Андреевна напоследок, сложив перед собой руки.
– География.
– Чудесно. В таком случае идите.
Класс мигом наполнился вздохами облегчения, голосами и звуками отодвигающихся стульев, елозящих ножками по полу. Егор отпустил Маринину руку, и девушка сунула в сумку тетради, вешая её на согнутый локоть. Вчетвером они протиснулись меж парт и одноклассников, коротко попрощались с Оксаной Андреевной и вынырнули из кабинета, окунаясь в прохладный воздух тихого коридора.
– То есть на следующей неделе мы уже начинаем учить вальс, что ли? – недовольно простонал Паша в пространство, закидывая руки за голову и сцепляя их на затылке. – Ску-ука-а.
– Даже не вздумай жаловаться, – хмыкнула Диана, бросив пристальный настороженный взгляд в сторону своего молодого человека.
– А что ты мне сделаешь? – шутливо поинтересовался тот, вскидывая брови. И едва Диана открыла было рот, чтобы ответить ему что-нибудь эдакое, шикнул в её сторону, перебив. – А вот ничего не сделаешь, – и показал ей язык.
– Да конечно, – буркнула она, отворачиваясь от него и закатывая глаза.
Марина улыбнулась совершенно искренне. Словами не передать, как она любила наблюдать за их общением и вечными подколами в сторону друг друга. Это было так естественно, так привычно, потому что происходило изо дня в день, стабильно. Она честно даже не представляла, что делала бы, если б этого в её жизни не было.
– Что ты там бормочешь? – поинтересовался Паша, наклоняясь к Диане.
Та резким движением ткнула его локтем под рёбра, отчего Киричук едва не подпрыгнул на месте, громко цокнув и втянув со свистом воздух.
– Вредина.
И надул губы, возводя обиженный взгляд к потолку. Даже руки сложил на груди для убедительности, хотя было видно, что убирал он их с затылка очень нехотя, с заметной ленцой. Но что не сделаешь для идеального образа оскорблённой невинности?