Марина тут же запротестовала. Мол, она не маленькая девочка, да и к тому же она не хотела его напрягать. Но не смогла сдержать улыбки, глядя на то, как он забавно хмурил брови и всем своим видом выражал крайнюю степень беспокойства, которое блеснуло в карих радужках.
А потом снова прижалась к нему, грея нос о его щёку, пока он поглаживал её по волосам, аккуратно пропуская запутанные из-за ветра и влажные от снежинок пряди сквозь пальцы.
Было тепло и сладко, совершенно прекрасно рядом с ним. Она ощущала это каждый раз, когда они были вместе. Он защищал её от всего вокруг: холода, когда сильнее укутывал в свой шарф, потому что она решила, что в свитере с воротником не замёрзнет; невольно скользнувших в голову грустных мыслей, когда покупал сладости и глупо шутил, но она всегда хохотала как ненормальная; неприятных людей, когда несколько раз уже заступился перед тем же Гордеевым; или усталости, когда просто помогал ей с различными делами, чтобы она закончила побыстрее и отдохнула, наконец, или позволял уснуть на своём плече, случайно, но уютно, легонько посапывая в тишине, и он слушал это сопение, вслушивался в него изо всех сил, улыбаясь, потому что она была такой милой, когда спала. Особенно когда спала в его руках, и он тут же брался аккуратно поглаживать её по волосам или плечу.
Марина, наконец, поняла, что значил комфорт в отношениях. А он значил многое, потому что если отношения доставляли один лишь негатив и высасывали все силы, то, собственно, зачем они тогда были нужны? И это касалось не только романтической части, но и в принципе любой нити общения с кем бы то ни было.
Просто потому что люди, что были рядом, не должны тяготить – и после разговоров с ними не должно оставаться ощущения какой-то нелепой недосказанности, опустошения и тяжести. Напряжения, сковывающего всё тело и разум вместе с ним.
Не должно.
Мысли прервал звук открывшейся двери, и тонкая полоска тёплого света на стене, что пробивалась сквозь маленькую щёлку, бросаемая встроенными в натяжной потолок коридора лампами, стала расширяться. Марина повернула голову, открывая глаза, встречая взглядом маму, которая теперь стояла в дверном проёме, касаясь рукой косяка и, кажется, легко улыбалась.
– Привет, мам, – протянула Марина, переворачиваясь на спину и подкладывая под голову одну из небольших подушек.
– Привет. Ты не против, если я включу свет? – спросила мама, и её рука уже заранее потянулась к выключателю, что находился в паре десятков сантиметров от двери.
– Да, конечно.
Свет резанул по глазам слишком сильно, и, хоть из всех пяти таких же плоских светильников в белом потолке горело всего два, даже они показались невыносимо яркими сейчас. Марина сощурилась, поднимая руку ко лбу и прикрывая глаза от прямого потока тёплого света предплечьем. Встала, усаживаясь чуть подальше на диване, чтобы освободить место маме, которая как раз направилась прямо к ней. Опустилась на самый край, сложив руки на коленях. Гейден сжала пальцами одну из подушек и обняла, слегка облокачиваясь на неё.
– Ты сегодня поздно, – мягко заметила мама. Её взгляд на несколько секунд оторвался от лица дочери, коснулся окна и тут же вернулся обратно. – Будешь ужинать?
– А ты уже кушала? – спросила Марина, упираясь в подушку локтём и ставя подбородок на сжатый кулачок.
– Да, но если ты не хочешь ужинать одна, я могу посидеть с тобой, – улыбнулась она, и Марина тоже улыбнулась следом, растягивая губы. Отложила подушку и потянулась к маме, обнимая её за тонкую талию, опуская голову где-то между плечом и грудью женщины.
Кажется, ответ был ясен – она совсем не против компании.
Крупные кудри лезли в лицо и щекотали нос. Марина освободила одну руку, чтобы убрать объёмные волосы матери за спину, чувствуя, как её обнимают в ответ: две тонкие ладони легли на спину, мягко поглаживая, и эта нежная ласка отдалась теплом в груди, согревая и окончательно рассеивая тяжесть длинного дня.
От мамы слабо пахло её любимыми духами, и девушка невольно втянула в себя этот приятный запах, чтобы почувствовать ещё глубже, наполняя им лёгкие. Прикрыла глаза от ощущения, какое возникло, когда мама стала легко перебирать её волосы, и полностью погрузилась в нежность момента.
Именно объятий мамы порой не хватало, чтобы сбросить с себя все наваждения и тягости. Просто прижаться к груди, зарыться пальцами в крупные кудри, почувствовать ответное ласковое прикосновение – и понять: всё поправимо, всё можно решить, всё обязательно будет хорошо. Просто потому что есть поддержка в её лице – и, зная это, ты перестаёшь бояться или сомневаться. Действительно осознаёшь, что справишься. Не одна – тебя поддержит самый родной человек на планете. Подстрахует, приободрит, также легко погладив по волосам или мягко поцеловав в макушку, – и можно снова идти покорять весь мир.