Почувствовать тугой ком счастья за рёбрами, готовый разорваться в любую минуту.
Они молчали, глядя друг на друга, и слышался только шум дождя. Он будто окунул в себя целиком. Звук ударяющихся капель и льющейся воды, всплески, один за другим, превращающиеся в одну долгую и красивую симфонию. Громкую, но успокаивающую. В эту самую секунду успокаивающую что-то за сводом рёбер.
Господи, что это? Почему он такой…
Этот момент хотелось длить вечность напролёт. Застывший и поглощающий. Девушка аккуратно выдохнула. Так аккуратно, словно боялась, что мгновение разобьётся, растает. И вместе с ним разобьётся уже она сама.
Ответ на реплику Егора умер на самом кончике языка, не нашедший выхода в приоткрытых губах, пока они оба утопали в затянувшемся зрительном контакте.
И вдруг.
Щелчок его пальцев прямо перед лицом, заставивший подскочить на месте и распахнуть глаза.
– Не спи, Марина, а то так и до дома не дойдёшь, – ни намёка на прежнее спокойствие в голосе – только дикая ирония и измывательство. И глаза насмехаются над ней, любуясь реакцией.
Он… что? Он просто издевался над ней?
Почему он такая сволочь?!
Марина услышала, как клацнули собственные зубы друг о дружку, пока она хмурила брови и вскидывала руку с выставленным указательным пальцем в сторону завесы дождя, чувствуя, как клокочущая злость разрывает голову, а глаза адски печёт набежавшими слезами.
– Вали уже, куда ты там шёл!
Звонкий крик ударил по стенам, и эхо разнеслось дальше по улице. Егор моргнул, а потом в карих глазах мелькнуло понимание таких гигантских размеров: он прекрасно осознавал, что задел её за живое своими действиями. И от этого становилось втройне больно.
– Какой же ты придурок, – прошипела она следом, сужая глаза.
На основаниях его скул ожили желваки, и он вдруг подался вперёд, к её лицу. Девушка отстранилась, не в состоянии сделать ни шага, наблюдая, как он, находясь в нескольких сантиметрах от неё, тоже прищуривает глаза, приподнимает подбородок и шепчет в ответ:
– А ты – истеричка.
Слова – чистый яд.
И это так режет по сознанию, что Марина чувствует, как всё живое в ней мгновенно умирает, не выдерживая пытки. Диана просила дать ему шанс? Шанс на что? Окончательно добить? Вывернуть её наизнанку и оставить в таком состоянии медленно умирать? В носу колет, слёзы застилают глаза, и она теперь сквозь пелену видит, как он отклоняется, выпрямляя спину и расправляя плечи. Не опуская подбородка.
Марина отчаянно смаргивает раздражающую влагу, а он отворачивается, размеренными движениями поправляя шарф, засовывая кисти рук глубже в карманы пальто, делает шаг, второй – и вот уже почти окунается в нескончаемый поток, льющийся с неба, но внезапно останавливается и, не оборачиваясь, бросает:
– Дома выпей тёплый чай и прими горячий душ. А то простудишься, – и потом всё же ступает под дождь.
Ниточка выдержки, натянутая до предела, на этом моменте с тихим треском рвётся, и щёку разрезает чёрная влажная дорожка, смешиваясь с поплывшей до этого косметикой. Марина прижимает руку ко рту: всхлип получается приглушённый.
Он не слышит – и слава богу.
Она смотрела в удаляющуюся спину ровно до тех пор, пока он не скрылся за ближайшим зданием, а потом привалилась лопатками к стене, запрокидывая голову, захлёбываясь солёной влагой. Зажмурилась, с силой кусая губу, пытаясь отогнать тупую боль, что сейчас обжигала грудь. Дышать стало слишком тяжело.
Марина уже не чувствовала холода.
Ничего, кроме этой щемящей исполинской тяжести, наполнившей, казалось, каждую клеточку замёрзшего тела.
Глава девятая. Часть первая
Егор взялся пальцами за остывшую ручку двери со стеклянными вставками и дёрнул на себя, входя в школу, тут же погружаясь в тёплый воздух, наполнявший маленькое сквозное светлое помещение, чему был страшно рад: погода снова не радовала.
Сегодня он продрал глаза из-за монотонного стука тяжёлых капель в оконное стекло. Рука нащупала телефон на прикроватной тумбе, и экран самсунга показал половину пятого утра – до будильника оставалось полчаса. Небо затянуло серым, мрачным покрывалом, и одного взгляда на него хватило, чтобы сделалось до ужаса угрюмо. Помимо «прекрасного» утреннего настроения Егор жутко не выспался, о чём ему любезно напоминали сокрушающая слабость и раздражающе-тупая боль в висках.