Она действительно подошла к нему. Пусть он не видел её лица, о чём, кстати, сейчас начал невыносимо жалеть. Но она подошла. Сама. Не хотела, чтобы назрел конфликт, который грозился вылиться в последствия посерьёзнее? Вероятно, но это ли было первопричиной?
А может, она просто решила помочь дать отпор? Чтобы не он один. Чтобы они вместе. Так ли? Егору хотелось верить, что так.
Надо же. Марина пришла к нему на помощь. Осознавать это было малость забавно, и он улыбнулся краем рта, воскрешая в памяти уже расплывшееся прикосновение снова и снова.
Он даже не сразу заметил, что парни молчали. Что напряжённо смотрели на него, но напряжение это было немного разным. У Киричука – полное понимание, у Гарипова – абсолютная дезориентация. И не замечал ровно до тех пор, пока тишину между ними сам же Миша не прервал. Коротко присвистнул и наклонился чуть вперёд, понижая голос, выуживая Егора из мира ощущений.
– Эй, это правда, что ли, что ты врезал ему на День Знаний?
Егор удивлённо вскинул брови, принявшись перебирать в голове варианты, откуда могла просочиться эта информация в люди. Свидетелей тогда не было. Разве что Гордеев сам мог обсудить это с людьми, которые не умели держать язык за зубами.
Коротко переглянулся с Киричуком. Последнего, по всей видимости, тоже волновал вопрос конфиденциальности.
– Это слишком громко сказано. Просто немного поцапались, – отмахнулся Егор, пожимая плечами. Обсуждать эту тему не хотелось. В конце концов это касалось только его и Гордеева.
– М-да уж, – протянул Миша, приподнимая брови и невесело усмехаясь. – Ну, он так-то человек такой себе. Ты не первый с ним цапаешься. Артур больше выпендривается, нежели что-то делает. Хотя задницы умеет лизать отменно. Все учителя в восторге. Но вот в организаторской это мало помогает. Хотя, что удивительно, его всё-таки поставили ведущим на сегодняшнем концерте, и…
Что?
Остальная часть монолога пролетела мимо ушей. Егор около нескольких бесконечно долгих мгновений отчаянно старался понять, о чём конкретно сейчас сказал Гарипов.
На каком сегодняшнем концерте?
Не на том ведь, где ещё одной ведущей является?..
Мозг упрямо отказывался впитывать слова лопочущего одноклассника. Глаза метались по холлу, пока не наткнулись на знакомый русый затылок, и паззл тут же сложился в единую цельную картинку.
Не вызвавшую у молодого человека ни единой радужной эмоции.
Осознание потихоньку наполняло голову. Что-то тяжело закипало в нём, грозясь перелиться через край и прикипеть к сознанию, вызывая реакцию. Бурляще-опасную, дикую, бешеную.
Он был готов прямо сейчас пойти и разорвать Гордеева на куски.
Глаза резко вперились в Пашу, а губы спокойно – в противовес кипящим внутри эмоциям – поинтересовались:
– Что? Ведущим на концерте?
Киричук, кажется, искренне не верил в то, что Рембез слышал об этом впервые. Глаза округлились, брови в немом удивлении взметнулись вверх.
– А ты не знал?
Егор не ответил. Только красноречиво округлил глаза в ответ и покачал головой, чувствуя, как холодеют все внутренности. От потрясения или от бешенства, он не различил. Только ощущал эту жалящую ледяную волну, что укрыла изнутри. Он чуть не заскулил, как подбитая псина.
– Марина ведёт сегодня с Гордеевым, – медленно продолжал Паша, и теперь в его синеватых глазах мелькнул намёк на беспокойство.
За его, Егора, душевное состояние? Вот смешно. Поздно уже беспокоиться, друг.
«Марина ведёт сегодня с Гордеевым».
Мысль всё набирала в голове обороты и теперь на крутых виражах не вписывалась в траекторию, заезжая прямо по стенкам черепной коробки, отчего все размышления сбивались, и приходилось начинать сначала. Думать, рассуждать. Анализировать.
Создалось ощущение, будто кто-то сейчас давил на воспалённую мозоль, прикладывая с каждым разом всё больше усердий.
Нет, сначала Егор просто не поверил в сказанное. Не воспринял всерьёз и был практически на девяносто девять процентов уверен, что Миша, а затем ещё и Паша – ошибаются. Просто путают что-то, ну с кем не бывает.
Однако взгляд Киричука уже успел откинуть все эти мысли из головы. Вымести со скоростью экспресса. И звучный гудок напоследок, чтобы ему капитально взорвало изнутри мозг. Взгляд, не менее потрясённый, чем его собственный, но здесь причина недоумения крылась совершенно в ином.