- Вот именно, в честь Мартина Лютера. Наш Мартин из тех индейцев, которых миссионеры пытались насильно приобщить к цивилизации. Люди, безусловно желающие сделать благое дело, но напрочь лишенные здравого смысла, забирали индейских мальчишек, крестили, одевали их как белых, стригли волосы и называли в честь религиозных деятелей или библейских героев. На этом они считали свою миссию законченной. Начатки грамотности и имя - вот все, что Мартин получил от своих воспитателей.
- Печальная история.
- Пожалуй.
Скудный, холодный ужин прошел в молчании. Оно не было тягостным, просто оба думали о предстоящем дне, о том, что ждет завтра Кони Маккаллум.
Валентина закончила есть, убрала вещи - завтра ей понадобятся только ружье и фляжка с водой - и прилегла, положив голову на камень и запретив себе всякие мысли о завтрашнем дне. Она по опыту знала, что в последний вечер нельзя волноваться и думать о предстоящем задании. Ей вспомнились лица братьев, и сурово сжатые губы непроизвольно изогнулись в улыбке.
Девлин, Киаран и Тинан - стройные, сильные, красивые. Такие одинаковые и такие непохожие друг на друга. И каждый чем-то необъяснимым напоминал ее спутника.
- О чем вы думаете? - спросил Рейф, заинтригованный странно смягчившимся выражением ее лица, сразу превратившим ее в красавицу. - Что заставило так измениться ваше лицо? - Он уже готов был услышать имя Дэвида и поэтому удивился ответу.
- О своей семье, о моих братьях, - проговорила она, чуть не добавив: и о вас.
- Девлин, Киаран, Тинан, - вспомнил он имена, прочитанные в ее досье. Какие странные имена!..
- Ирландские.
Рейф кивнул и опять подумал, как ей удивительно подходит быть ирландкой.
- Расскажите мне о них. Что за люди ваши братья, Валентина О'Хара?
- Да особенно и нечего рассказывать. Они прекрасные, но совершенно обыкновенные люди.
- Сомневаюсь. Думаю, они выглядят обыкновенными только по стандартам семьи О'Хара.
- Досье, - усмехнулась она. - Вы что, выучили его наизусть?
- Можете смеяться, но так оно и есть.
- Господи, зачем это нужно? И что вы хотите услышать, раз и так все знаете?
- Все. Все, что вам захочется мне рассказать.
- Как вы знаете из досье, у меня есть младшая сестра, Патрисия. Она самая спокойная из нас, по крайней мере была в детстве. Подозреваю, что с возрастом и все мы немного поуспокоились. - Задумавшись о чем-то своем, Валентина на секунду замолчала - А кого из братьев вы любите больше?
- Выбрать кого-то одного просто невозможно. В каждом из них есть что-то такое... - Валентина улыбнулась, подыскивая нужные слова, - не могу объяснить, но точно знаю, если бы они не были моими братьями, я влюбилась бы во всех троих. В Тинана - за его доброту, проницательность, готовность сострадать и помочь. В Киарана - за его силу и упорство, за то, что он уверен, что на свете для него ничего невозможного нет. И, конечно, в Девлина, самого старшего и одновременно самого юного из нас. Бунтовщика из бунтовщиков. Дикаря, готового со смехом каждый день играть жизнью и смертью. Того, за которого мы все время так волнуемся, но который при этом заставляет нас смеяться больше других. Это первое, что приходит на ум, но на самом деле в каждом из них есть все это и еще очень многое.
- Ну и семейка.
- Вот именно.
А что за человек был Дэвид? - подумал Рейф. Заставлял ли смеяться ее, смеялся ли сам в лицо своей смерти? Была ли она влюблена в него? Любит ли его все еще?
- С такими мужчинами, как ваши братья, трудно соперничать.
Валентина кивнула, но как-то отрешенно, и Рейф понял, что разговор окончен.
- Уже поздно, - помолчав, сказала она. - Пора спать.
Закрыв глаза, она снова подумала, как напоминает Рейф ее братьев. Особенно когда улыбается. Он все больше нравился ей, вызывал все больше доверия. Может, когда-нибудь, в другое время, она даже влюбилась бы в него. Ведь когда-то она была другой, была способна любить. Много лет назад, но не сейчас.
Эти печальные - и одновременно спокойные - мысли постепенно убаюкали ее, и она провалилась в сон. В сон, где ее поджидал кошмар.
Как и в предыдущую ночь, Рейф не спал. Он уже знал, что последует дальше, и был готов к этому. При первом же отчаянном вскрике женщины он поднялся со своего импровизированного ложа и опустился рядом с ней на колени. Прижав ее к себе, глядя в широко раскрытые, но невидящие глаза, он баюкал и утешал мечущуюся в кошмаре Валентину. Сначала он просто хотел успокоить ее, однако дрожащая в его объятиях женщина была так прекрасна, так жалобно и страстно молила о прощении, что постепенно в нем разгорелось пламя желания. В один страшный момент оно едва не захватило его целиком и не подчинило себе.
Но это был только момент, ибо женщина звала другого. Ей нужен был другой.
С трудом заставив себя успокоиться, он продолжал обнимать Валентину, пока кошмар не отпустил ее и она не заснула спокойно. Тогда наконец сон сморил и его.
Вот уже несколько часов Валентина неподвижно лежала под нещадно палящим солнцем и ждала. Слабым укрытием ей служила последняя на их пути небольшая груда камней, дальше простиралась абсолютно ровная поверхность без единого кустика или камня. Сумасшедший фанатик выбрал безусловно удачное убежище, к которому невозможно было подползти незамеченным ни с севера, ни с юга, ни с востока, ни с запада.
Чуть ниже, бессильный чем-нибудь помочь, лежал Рейф. Господи, как она, должно быть, устала, думал он. Тяжелейший подъем, палящее солнце и теперь еще бесконечное, напряженное ожидание.
Но сколько он ни всматривался, ничто в фигуре женщины не говорило об усталости. Да Рейф и не думал, что это будет заметно, слишком хорошо Валентина была натренирована. Она не была бы лучшим снайпером Саймона, если бы не умела справляться с физическим и душевным напряжением.
За эти мучительные часы Эдмунд Браун несколько раз появлялся в их поле зрения. И всегда рядом с ним была Кони. Валентина каждый раз напрягалась, но так и не дотронулась до лежащего рядом винчестера.
Если в первый день знакомства с Валентиной он задал бы нетерпеливый вопрос, то теперь он молчал, понимая, что это ее задание, ее выстрел, ее выбор.
И вдруг он понял, чего она ждет. Эдмунд Браун все время как бы ходил по кругу, он явно был рабом привычек. Каждый час бандит показывался в дверях с сигаретой. Каждый раз он делал одно и то же количество затяжек, одинаково омерзительно кривя физиономию. Конечно, Валентина давно заметила это.