– Прости, из-за меня тебе приходится работать вдвое больше, – произносит Егор, одновременно с досадой и сочувствием.
– Все в порядке. Мне ведь и платят вдвое больше, чем обычному менеджеру.
Софья кокетливо улыбается, заставляя Егора уставиться в другой угол комнаты. Сегодня она ведет себя как-то слишком тепло. Видимо, действительно, очень устала.
– Выпьешь со мной немного, раз уж не спишь? – предлагает он, лишь на долю секунды взглянув на нее.
– Если только полбокальчика.
Она слегка наклоняет голову, пожимает плечами и опускает уголки красных губ. Егор достает второй бокал и наливает ровно половину, несколько раз прерываясь и опускаясь так, чтобы глаза находились на уровне жидкости. Половина, так и есть, ошибки быть не может.
– Что-то особое заставило вас сегодня так сильно задержаться? – спрашивает Софья и поворачивает голову к нему, заинтересованно нахмурив брови. Пока Егор думает, как лучше выразить мысль, она ждет ответа без малейшего раздражения. Надо же, никакого укора, она искренне хочет знать ответ.
– Да. Она до последнего не просила о помощи. Практически до самого момента родов. Это сводит меня с ума, заставляя думать, что я все-таки что-то упускаю. Только вот что? – объясняет он, усаживаясь обратно на стул, и подушечками пальцев потирает голову с обеих сторон.
– Человеческая жизнь полна самых разнообразных страданий. Разве здесь можно уловить каждую деталь? – говорит Софья, мечтательно взмывая взглядом куда-то вправо и вверх.
После пары глотков вина, вопреки усталости, в ее глазах появляются влажные блики наслаждения.
– Я хотел бы хотя бы уловить все главные…
Мужчина допивает остаток вина в бокале, встает, подходит к письменному столу, достает из ящика толстый ежедневник в коричневом переплете, надевает очки для чтения, включает лампу и что-то аккуратно записывает. Фразы располагаются одна под другой, формируя ровный столбик. Закончив писать, еще несколько секунд он разглядывает получившийся текст, вздыхает, затем кладет дневник на место и запирает ящик на ключ.
Глава 2
Суббота, 20 июня 2020 года, 6:27,
Город N, Улица Восхода
Поднимаясь по лестнице, ведущей к двери собственного дома, Егор понимает, что ступени под ногами ощущаются не как обычно, хотя точно пока не может объяснить, в чем дело. Лай пятерых ротвейлеров во дворе становится все приглушеннее, будто доносится сквозь толщу воды. Неожиданно следующая ступень оказывается скользкой и округлой, носок ботинка соскакивает и застревает в узком углублении под ней. Мужчина упирается коленом в сырую древесину, больно ударяясь чашечкой.
Фонари уличного освещения начинают мигать и потрескивать, внезапно раздается громкий хлопок – один из них взрывается, а следом еще один. Воздух наливается бордовым оттенком гибнущего в темноте заката. Пространство позади него сгущается, сжимается, давит. Становится трудно вдохнуть. Вокруг скапливается плотная серая пыль, она оседает в легких и скрипит на зубах.
Больше не смотреть назад. Нужно зайти в дом и запереть все двери. Но встать никак не получается, и вот пяток уже касается холодное дыхание кромешной тьмы, а входная дверь начинает отдаляться, в конце концов полностью исчезая из виду.
Егор опирается на руки и с усилием вытягивает ногу из деревянного капкана, а дальше уже получается передвигаться только на четвереньках. Ему еле удается разглядеть, как лестница впереди превращается в гору из бревен и становится бесконечной, но другого пути нет, поэтому он хватается за выступы и обрубленные сучья руками, подтягиваясь, отталкивается пятками и коленями, надрывая ткань брюк и царапая кожу.
Внезапно чья-то скользкая, холодная плоть касается его запястья и пытается обхватить. Егор резко отдергивает руку и обнаруживает, что то тут, то там между бревен вырастают человеческие конечности. Некоторые из них, абсолютно обескровленные, усыпаны темно-серыми пятнами, с признаками разложения. Другие, только начинающие терять жизненное тепло, покрыты кровоподтеками, порезами и ссадинами.
До ушей доносятся стонущие голоса. Они просят о помощи на разный лад. Высокие, пронзительные заставляют кожу похолодеть и покрыться по всей поверхности острыми пирамидками мурашек, низкие, протяжные оседают тяжестью в животе и расплываются разрывающей болью по всей брюшине.
Егор ползет дальше, отбиваясь от наглых прикосновений и стараясь наступать на свободные участки древесины, которых становится все меньше. И вот он уже чувствует, как под ногами хрустят, ломаясь, человеческие кости, а под ладонями полуразложившаяся плоть надувается, лопается с противным писком и растекается, покрывая бревна зловонной густой слизью.