Марта выкурила папиросу и снова прочла письмо.
Итак, ученица шестого класса Жофия Надь… По правилам, она, Марта Сабо, должна послать немедленно Секея за девочкой, пригласить еще кого-нибудь из учителей и заставить Жофию рассказать, как все произошло. А пока предстоит решить, каким образом попали в руки Жофи золотая монета и почему вдруг девочка решила запереть собственного дядюшку.
Если бы этот странный поступок совершила Дора, его можно было бы как-нибудь объяснить. У Доры неуравновешенный характер, она на многое способна из мести, со злобы, стыда или отчаяния. Но Жофи? Жофи – и подобные проделки! Несовместимо. Какая-то бессмысленная, грубая выходка! В райсовете требуют объяснить поведение ребенка. Хорошо, она составит объяснительную записку. И Секея не придется далеко гонять: ведь ученица шестого класса Жофи Надь в данную минуту – если она еще не изменила свой распорядок дня – находится у Понграца. Марта позвонила Секею.
Ну да, конечно, девочка приходит к Понграцу, он, Секеи, видит ее каждый день. Сейчас куда-то вышла, верно в лавку, она всегда в это время уходит покупать продукты. И хорошо, что барышня учительница сама заговорила об этом: он, Секей, не собирается ни о ком плохо говорить, но, по его мнению, старику давно пора на пенсию: ведь он такое, с позволения сказать, вытворяет тут с ученицами, что просто скандал. В понедельник, к примеру, дети ночью явились к нему. Да, ночью. Явились, потому как у него теперь не одна, а целых две девчонки. Эта, как ее, Жофия Надь, только до обеда бывает, а та, вторая, у старика живет. Что ей там надо? Что она там делает? Неизвестно. Когда кто-нибудь проходит мимо, она тотчас прячется. Более того, если по надобностям, например, выйдет в коридор и заметит, что там кто-нибудь есть, сразу убегает обратно. С самого понедельника, с ночи, живет у Понграца. Она тоже в этой школе учится, он помнит ее; в прошлом году окно на втором этаже в коридоре разбила, а когда они вместе с Добозихой прижали ее к стенке, швырнула им свой кошелек: нате, мол, берите, сколько оно стоит.
Дора… Дора находится здесь… У Понграца, с самого понедельника! Да ведь она, Марта, в понедельник под вечер забегала к Вадасам, и привратница сказала ей, что девочка уехала вместе с сестрой отдыхать. Надо немедленно, пока Жофи не вернулась с базара, спуститься к Понграцу.
Марта чуть было не вошла без стука, но заметила, что с двери снята табличка. Наверное, старику уже не хочется, чтоб входили без стука. Она постучалась. Ответа не последовало, пришлось снова постучать. Когда Понграц наконец крикнул: "Сейчас!" – Мартой овладело странное чувство. Так бывало в детстве, когда мать, украшая елку, выставляла ее, маленькую Марту, в прихожую. Из комнаты не доносилось ни звука, но она чувствовала, что там, за дверью, происходит нечто значительное, о чем ей пока нельзя знать. Если бы она сейчас открыла дверь, то увидела бы Дору. Но она ждет, ждет, чтобы дать возможность Доре спрятаться. Интересно, где прячет ее Понграц? И почему прячет? Почему?
– Пожалуйста! – услыхала Марта.
Когда она вошла, старый Пишта сидел за столом, а его больная нога покоилась на стуле. Чистота и порядок. Газ погашен. Одна кровать застелена. Доры в комнате не было, но на вешалке висели ее красная жакетка и рюкзак. Понграц так смотрел на Марту Сабо, словно собирался указать ей на дверь.
– Мне нужна Жофи, – произнесла спокойно Марта Сабо. – Вы послали ее куда-нибудь?
– Да, за продуктами.
Понграц даже не предложил присесть.
Дора может быть только здесь, но куда она спряталась? В шкаф? Под кровать? Нет, это невозможно. На открытом, выходящем на задний двор окне колышется занавеска. Дора, конечно, сидит теперь под угольной горой и ждет, чтобы она ушла. Если переступить через подоконник, то угодишь прямо в уголь. И черны же, должно быть, Дорины колени!
– Когда она вернется, пошлите ее ко мне наверх, в кабинет директора, я хочу поговорить с ней. Как ваша нога? Лучше?
– Да вроде как ничего. Только устал я, очень устал,
"Конечно, так я тебе и поверила, не очень-то ты похож на усталого человека. Я никогда не видела тебя таким оживленным. Обычно ты равнодушный и скучный. А сейчас твоя комната полна жизни. Не тени в ней шуршат, а живые, по-настоящему живые существа, одно из них прячется вон за той занавеской". Она уйдет, да, уйдет сейчас отсюда, так как Дора боится, а у Доры сердце не совсем в порядке, врач говорил, что ее необходимо беречь от волнений.
Прошло больше часа, пока Жофи наконец явилась. Она вбежала разрумянившаяся, неся с собой запах жареного сала. Жофи извинилась за свое опоздание; она была очень занята там внизу. Жофи заволновалась, узнав, что ее вызывают в кабинет директора. Затворив дверь, она с опаской покосилась на классного руководителя, затем подошла к окну и выглянула на улицу. Видно было, что девочка чем-то взволнована. Но вот тревога уступила место раздражительности и нетерпению. Очевидно, она кого-то ждала. Взгляд Жофи не отрывался от улицы, которая поглощала, казалось, все ее внимание. Она впилась глазами в ворота одного из домов на площади. Дом номер девять. Оттуда кто-то должен выйти. Кого она выслеживает?
– Я получила письмо, оно касается тебя, – начала Марта Сабо. – Вот прочти его, а потом скажи, что мне ответить совету.
Жофи прочитала письмо. Неужели оно не произвело на нее никакого впечатления? Стоит, как и раньше, неподвижно и держит письмо в руке. Можно подумать, что ее не интересует содержание письма.
– Ну, так что же мне написать? – продолжала настаивать Марта Сабо. – Почему ты заперла своего дядю?
Но Жофика продолжает молчать, царапая и теребя свой передник. Вдруг у нее задрожали губы, как у Юдит, когда она нервничала. Наконец девочка очень тихо произнесла:
– Просто так.
Просто так!
Однажды, когда Жофи не было в школе, она поговорила о ней с классом и объяснила ученицам, чтобы они не шутили с Жофи, так как та не понимает шуток и все принимает за чистую монету.
Просто так! И это говорит Жофи!
– Ну, хорошо, – кивнула Марта. – Я так и напишу. Конечно, это будет не в твою пользу. Ты меня очень огорчила. Разве можно шутить такими вещами?
Жофи разглядывала ковер под ногами. Она была бледна.
– Я уже думала о том, что ты можешь вступить в отряд, была очень довольна, что помогаешь дяде Пиште. Ведь у него, бедняги, никого нет. Думала, за лето научишься стряпать, а с осени станешь вожатой звена поварят. И вот, пожалуйста!
Теперь Жофи покраснела и еще ниже опустила голову. Да, это действительно обидно: теперь все потеряно. Но она упорно продолжала молчать.
– Мама-то знает?
– Да.
– Ну, что же она?
Ответа не последовало.
– Я тебя спрашиваю.
Жофика подняла лицо и неожиданно улыбнулась. Это была непонятная, грустная улыбка.
– Она меня ругала, – ответила Жофика после долгой паузы и провела рукой по своему лицу.
Марта, оторопев, смотрела на нее. Очевидно, Юдит побила девочку. Она поняла это по вздрагиванию пальцев Жофики, по неловкому, подсознательному движению, каким она схватилась за лицо.
– Ну, подскажи мне, что написать в совет?
– То самое, – прошептала девочка.
– Правду?
– То, что я сказала.
Марта взяла у нее письмо и, сложив его, прижала стеклянным прессом. На улице в это время показался почтальон, отец Шути Сюч. Жофи тоже заметила его, и снова все ее внимание поглотила улица. Она забыла о присутствии классного руководителя. Ее взгляд был прикован к почтальону.
Что нужно Жофике от отца Шути Сюч?
– Когда ты виделась с Дорой? – спросила вдруг Марта Сабо.
Жофика пришла в ужас. Учительница смотрела куда-то поверх ее головы и спокойно играла ножом для разрезания бумаг.
Марта, делая вид, что не смотрит на Жофику, наблюдала за ней. Так. Теперь она размышляет над тем, как бы ответить на вопрос. Правду сказать она не может, лгать не будет. Пока еще не известно, почему она не может сказать правды. Но это выяснится. Ведь все всегда становится известным.
– Недавно, – наконец ответила Жофика на ее вопрос.
– Они уехали, – продолжала Марта Сабо. – В понедельник, во второй половине дня. Ты знаешь об этом?