Но пока Марта спускалась по лестнице, она уже успела передумать и, выйдя на улицу, направилась в противоположную от своего дома сторону. Не мешало бы развлечься немного. Сейчас она зайдет куда-нибудь в кафе и закажет мороженое. Нет, пожалуй, лучше в кино посмотреть комедию, встряхнуться. Просто усесться поудобней в кино и смеяться над любой глупостью. Скажем, герой налетает на официанта, который несет поднос, весь заставленный бутылками и едой. Тарелки летят во все стороны, и на голову какому-нибудь самонадеянному щеголю опрокидывается чашка со взбитыми сливками.
Да, надо пойти в кино.
В зале оказалось не так душно, как она предполагала. На потолке жужжали большие вентиляторы, и этот постоянный гул порой мешал слушать. Сеанс закончился в шесть часов. В парке перед кинотеатром она еще некоторое время поговорила с Фери Асталошем, который поливал клумбы. Асталош, в прошлом году окончивший школу, заметив ее, отдал шлангом честь и уже издали закричал что было силы: "Здравия желаем!" С тех пор как она в последний раз видела его, паренек очень вырос, и голос у него стал низким, как у быка.
Теперь можно и домой. Марта с удовольствием думала о том, как сейчас войдет сначала в прохладную тень арки, потом во внутренний дворик, пахнущий олеандрами. Они цветут в кадке прямо под окном кухни. Ничего не скажешь, любит она свою квартирку, хотя и возни с ней зимой много; две ступеньки, которые ведут к двери застекленной веранды, постоянно заносит снегом, их то и дело приходится расчищать. И вообще эти ступеньки совсем ни к чему.
"Нет, они все-таки нужны", – решила Марта, войдя во двор. На верхней ступеньке, прислонившись к двери и вытянув вперед неподвижную ногу, сидел Понграц. Это был нежданный гость. Понграц никогда еще не приходил к Марте домой. Обычно, если ее срочно вызывали в школу, за ней присылали Секея – он был моложе. На вопрос, давно ли Понграц ждет ее, он пробурчал, что пришел сюда около четырех. Значит, просидел тут добрых два часа. И это с больной-то ногой! Пока Марта отпирала дверь, они перебрасывались теми пустыми фразами, которые нужны только для того, чтобы потом перейти к главному. В переднюю вели ступеньки, и старому Пиште стоило больших усилий подняться по ним. Лицо покраснело от напряжения. Марта мягко спросила, не скучно ли ему было сидеть здесь столько времени. Но Понграц ответил, что он не скучал, ему было над чем подумать.
Усадив старика, Марта раскрыла окно и подняла штору. Солнце уже зашло. Из окна было видно здание школы. Окна учительской были настежь отворены. Понграц и Марта оба заметили это, но каждый объяснил по-своему: старый Пишта решил, что бездельник Секей, конечно, опять поленился подняться наверх и проверить, все ли окна закрыты; случись гроза, снова полетят все стекла; Марта Сабо подумала, что окна учительской забыл закрыть Хидаш, который оставался в школе дольше всех. Рассеянный стал этот Йошка!
Несомненно, старик пришел из-за Доры. Вероятно, он все же заметил Марту, когда она засовывала за ручку двери телеграмму. Ну да все равно, рано или поздно этот разговор должен состояться. Она даже сама собиралась зайти к нему, только после того, как уладит дело Жофики.
Они внимательно изучали лица друг друга. Понграц, так же как и она, знал, что разговор о нынешнем урожае, о сборе фруктов и засухе только предисловие, что о главном еще не сказано ни слова. Старик выглядит усталым, подумала Марта Сабо, нужно скорее отправить его домой, там у него прохладней. Не будет она больше тянуть время. Проводить ли его домой? Движение еще большое, ему трудно будет пересечь площадь, он ведь пока очень плохо ходит. В общем, она проводит его.
– Я рада, что вы пришли, – начала Марта решительно. – Я сама хотела зайти к вам, поблагодарить за ваше участие и помощь. Вы даже не предполагаете, какую сняли с меня заботу.
Понграц взглянул на нее, но тут же отвел глаза. Что это она, чего ей надо от него? Опять чушь несет.
– Вот теперь-то мы сможем наконец взяться как следует за это дело, – продолжала Марта Сабо. – Последние два дня, видно, были самыми страшными для бедной девочки. Я так признательна вам, что вы не оставили ее без присмотра. Она успокоится постепенно. Теперь самое тяжелое позади.
О ком это она? Вот бестолковая бабенка, даром что забила себе голову всякими премудростями.
– В сущности, все к лучшему. Сестра хоть и любила ее но совсем не подходила для роли воспитательницы. По правде говоря, меня удивляет, что она бросила ребенка. Девочка, вероятно, рассказывала вам, как все это произошло?
Старик сегодня молчаливее обычного. Только смотрит на нее да покрякивает. Ну что ж, не хочет говорить – не надо.
– Да, это весьма печальная история. Отец, мать – у каждого своя новая семья, а опекуном ребенка назначают сестру. Теперь, когда она покинула страну, мы сможем наконец направить жизнь девочки по нужному руслу. И как вам пришло в голову приютить у себя девочку? Даже подумать страшно: остаться такой малышке одной на улице! Побоялась, наверное, идти к себе домой.
Так это она о черномазой! Хорошо, что он рта не открыл, дал ей выговориться. Вот и вся ее мудрость. Других учит, а сама не умеет язык держать за зубами. И спрашивать не пришлось – все подчистую выложила. Тоже не из смышленых, да и болтлива к тому же, видно. На уроках-то привыкла языком молоть. Вена. Значит, смылась тощая, за которой Карчи Шереш волочился, а маленькую оставила, тварь бездушная. Выходит, не матерью она ей приходится. На этот счет он ошибся. Имеет, стало быть, и отца и мать, только у каждого из них своя судьба. От девчонки все отвернулись. При живых родителях сиротой оказалась.
Он вздрогнул.
Что она сказала? "Мы сможем наконец направить жизнь девочки по нужному руслу". Как это она собирается направлять ее, по какому руслу? Когда черномазая сегодня в полдень убежала со своим мешком, откуда он мог знать, что у нее нет никого дома? Думал, найдется там какая-нибудь живая душа. Даже озлился на нее, что так и не рассказала ему, почему скрывалась у него. Значит, она никакая не злодейка, а просто сирота? Что же теперь будет? Тощей с ней нету, никого нету. Кормиться-то как станет? Или уйдет к кому-нибудь из родителей? Почему же она не захотела уехать вместе с сестрой, раз уж вещи собрала? Взяла небось своего мехового зайца да красную жакетку. Как здесь-то вновь оказалась? Отстала ли от машины, свалилась ли с нее – кто знает!
– Теперь о ней совет позаботится.
Совет? Как? И эта вдруг скупа на слова стала. А он не прочь узнать все поподробнее. Вместо того чтобы объяснить толком, что к чему, зажигает тут одну папиросу за другой. Фу, как противно, когда женщина курит.
– Детский дом, куда ее направят, расположен в большом парке на горе Сабадшаг.
Никак, ее в приют собираются отдать? Конечно, так и выходит. Она может не расписывать ему, какой там парк, он и сам отлично знает, что за штука детский дом. Как бы там хорошо ни было, приют есть приют.
– Раз у нее имеются родители, почему бы не отдать им ее?
Марта Сабо покачала головой.
– Родители отказались от нее, законным опекуном была сестра. Скажите, вот вы сами отдали бы ребенка таким людям, которые девять лет назад бросили его?
Он-то? Ни в жизнь! А если бы стали умолять, спустил бы с лестницы, да еще мусорное ведро опрокинул на головы. Даже щенка и того не бросают на произвол судьбы. Животное разума не имеет, и то человек жалеет его, растит, радуется, как оно посапывает в уголке да, слепенькое, тычется мордой в живот матери. А тут ребенок! И в приют его…
Впрочем, что ему до всего до этого! Он пришел сюда совсем по другому делу. Так вот для чего понадобились черномазой ключи! Домой не могла попасть. Поэтому и пряталась так. Но почему же она побоялась сказать ему обо всем? Неужели могла подумать, что он сейчас пойдет в полицию? Как полегчало бы ей, поведай она ему все. Так нет же, только глаза лупила и вначале даже есть отказывалась. Все потому, что слишком много гордости у малявки, а у самой никого на свете нет. Кто же, интересно, кормить эту несчастную будет, пока решится ее судьба? Нет, он не спросит у учительницы, ничего не будет спрашивать. Надо дать ей выговориться, она сама обо всем расскажет.