Я вернулся с водой, прохладной, потому что мы держали ее в бурдюках из козьей кожи.
— Шукраан, — сказала доктор. — Спасибо.
Мама вынесла лепешки на нашем лучшем терракотовом блюде.
И бросила робкий взгляд на отца.
— Пожалуйста, попробуй, чтобы я знала, достаточно ли они хороши.
Однако отец молча развернулся и скрылся в доме. Чтобы и дальше не смущать маму, доктор взяла одну лепешку, откусила кусочек и ответила вместо отца:
— Как вкусно! А какой дивный аромат! Что вы добавляете в тесто?
— Эвкалиптовый мед из Кенитры, госпожа.
— Ваш младший сын был прав. Я никогда не ела таких восхитительных лепешек.
Мама залилась густым румянцем, а доктор спросила Мустафу, не хочет ли он проехаться с ними в медицинском фургоне. Мустафа от счастья потерял дар речи и только умоляюще посмотрел на маму. Когда же она отпустила его ласковым кивком, ибо ее природная доброта была сильнее раздражения, Мустафа исторг победный клич и вприпрыжку обежал весь двор. Мы с Ахмедом в это время тщились скрыть зависть за надменным безразличием.
Доктор, улыбаясь, протянула Мустафе чемоданчик с медицинскими инструментами. В благоговейном трепете от такой привилегии он разинул рот.
— Это… это я понесу?
Он едва держал тяжелый чемоданчик.
— К полудню ваш сын будет дома, — заверила доктор.
Мы смотрели вслед медицинскому фургону, в кабине которого, между солдатом и ассистентом красавицы доктора, уезжал наш Мустафа.
Как и было обещано, его доставили обратно перед полуднем.
Мы с Ахмедом вели шахматную партию во внутреннем дворике под навесом. Воздух был густой и горячий. Тени от шиферных пластин и полосы солнечного света образовали на полу клетчатый узор. Мы сделали вид, будто не замечаем Мустафу, открывающего калитку.
— Смотрите! — закричал Мустафа. — Я получил целых две медали!
И указал на значки, украшавшие его грудь: один был с красным крестом на белом поле, другой — со звездой в полумесяце.
Я ограничился равнодушным кивком, Ахмед зевнул.
Мустафа подошел ближе и насмешливо констатировал:
— Вы просто завидуете.
— Предатель! — с презрением процедил Ахмед. — Ты заставил отца потерять лицо, и теперь он с нами не разговаривает.
Ничуть не огорчившись, Мустафа принялся рассказывать, как провел утро, и мы, сами того не желая, слушали с интересом. Мустафа сообщил, что ф’квай, школьный наставник, громко ссылавшийся на Коран, где ничего не сказано о прививках, в конце концов был вытащен из мечети бритым солдатом и подвергнут унижению посредством шприца.
— Как он извивался, как визжал! Точно девчонка! — смеясь, рассказывал Мустафа, и мы с Ахмедом разделяли его торжество, ведь наставник был тиран, безжалостно запугивал и шпынял нас.
И тут из дома вышел отец. Наш смех мгновенно оборвался. Не в силах смириться с потерей авторитета, отец все утро пролежал на постели, отвернувшись к стене. При виде Мустафы его лицо исказилось. Когда отец направился к младшему сыну, ни у кого из нас не осталось сомнений относительно его намерений.
Мустафа не падал духом. Он коснулся значков, что были приколоты у него на груди.
— Госпожа дала мне это, потому что я был хорошим мальчиком, — с гордостью заявил Мустафа.
Отец, однако, приближался; Мустафа дрогнул и, в свою очередь, стал пятиться. Он снова коснулся значков — судорожным движением, еще надеясь, что отец просто не заметил их в первый раз.
— Я теперь рыцарь его величества короля, — произнес Мустафа возмущенно и настойчиво. — Так сказал солдат, Шоаш. Меня нельзя бить, Бба!
На долю секунды отец заколебался, затем продолжил наступление.
— А вот это мы сейчас увидим, — мрачно проговорил он.
Ахмед успел нажаловаться маме, и она очертя голову бросилась во дворик, отцу в ноги.
— Молчи, Мабрука! Этот мальчишка выставил меня дураком, да еще перед чужими.
Мустафа теперь упирался спиной в стену. Загнанный в ловушку, он скорчился, почти распластался на земле. Отец навис над ним. Раболепная поза не помогла. От одного яростного удара, сотрясшего воздух подобно грому, Мустафа пролетел почти через весь двор.
Я было шагнул вперед, но отец остановил меня взглядом.
Мустафа, шатаясь, поднялся. Отпечаток отцовской руки был как клеймо на его лице. Он пару раз кашлянул и как бы удивленно покачал головой. Изо рта хлынула кровь. Мама пронзительно вскрикнула, но отец заступил ей дорогу. Непроизвольно дрожа, мой маленький брат побрел к деревянной калитке, вышел за пределы дворика. Мама хотела бежать за ним, отец остановил ее грубым окриком: