Я проследил ее жест. Она указывала на янтарный амулет с золотым скарабеем тонкой работы, впаянным в камень.
— Ваш вкус, мадам, вызывает восхищение, — отвечал я. — Эта вещица из Сахары, и цена за нее невелика. А вам я уступлю ее почти даром, ибо вы поразили меня. Для вас, и только для вас, я расстанусь с янтарным амулетом всего за семьсот дирхамов.
Она взглянула на своего спутника. С едва заметной улыбкой он возразил:
— Семьдесят дирхамов.
Я наклонил голову: игра началась. Мы торговались, как всегда торгуются лавочники с туристами. Я клялся, что о честности берберов из племени Айт-Моргад, к которому я принадлежу, слагают легенды; чужестранец разыгрывал интерес к серебряной джебане — длинногорлому кофейнику и перебирал безделушки в корзине.
— Вы меня разорите, мсье, — с достоинством произнес я и предложил окончательную цену, которая, кажется, заставила его задуматься.
— Зачем тратить столько времени на размышления? — торопил я. — Ведь это просто безделушка для вашей суженой. Одна ее улыбка стоит много дороже.
Но чужестранец уже смотрел на другую вещь, и с большим вниманием. Вскоре он резко обернулся к своей спутнице и заговорил вполголоса. Женщина вскинула брови, кивнула и перевела взгляд на меня.
— Что это такое? — спросила она по-французски.
— Это, мадам, джамур. Он из касбы, что стоит в ксаре — селении, обнесенном стеной, — в долине Дра, близ Тинзулина, откуда я родом. Это старинная и очень дорогая вещь. Джамуры устанавливают на крышах. Обычно они, подобно этому экземпляру, из полированной меди и состоят из пяти шаров, каждый следующий меньше предыдущего. Однако в отличие от этого экземпляра джамуры, как правило, увенчаны нашей национальной эмблемой, звездой внутри полумесяца. В Марракеше самые знаменитые джамуры — те, что украшают минарет мечети Кутубия.
Чужестранцы долго рассматривали джамур, затем мужчина произнес:
— Этим можно человека убить.
Я не нашелся с ответом.
К моему удивлению, чужестранец достал бумажник, отсчитал несколько купюр и заплатил последнюю названную мной цену за янтарный амулет.
— А как насчет джамура? — спросил я, однако чужестранец только рукой махнул.
— Джамуры нужны домовладельцам, — отвечал он. — Бродяге, не имеющему корней, они ни к чему.
— Мы, магрибцы, — сказал я, — считаем, что перво-наперво человеку следует обзавестись домом, и дом нельзя продавать без крайней нужды, ибо это наша усыпальница по сю сторону рая.
— Ну и какой же у вас дом? — спросил чужестранец, эхом повторяя традиционное магрибское приветствие.
Я улыбнулся в ответ на эту любезность.
— У меня хороший дом, — сказал я. — Он здесь, неподалеку, сразу за мечетью Муассин.
Женщина прервала нашу беседу: стала благодарить своего спутника за амулет, — однако он отвел ее в сторону и что-то шепнул, я не расслышал, что именно.
— Ты сегодня переутомился, — сочувственно сказала она.
Мужчина обратился ко мне:
— Не знаете ли, откуда здесь лучше наблюдать ночное небо?
— Любая крыша в старом городе станет для вас отличным местом наблюдения, — вторично опешив, отвечал я.
Чужестранец кивнул веско, словно я поделился ценнейшей информацией.
— Впрочем, если хотите смотреть на звезды, — продолжал я, — рекомендую террасу какого-нибудь внутреннего дворика за пределами медины. Там меньше света от лавок и уличных фонарей. Ничто не помешает вам любоваться восходящей луной сквозь пальмовые листья.
— Да вы поэт, — улыбнулся чужестранец.
Ободренный, я продолжал:
— Один мой друг владеет таким вот риадом. Называется «Тихая вилла», рядом с Палмерией. Мой друг — гостеприимный человек и будет рад с комфортом устроить вас на ночь.
— А если пойти на Джемаа-эль-Фна? — упорствовал чужестранец.
Я засмеялся.
— Конечно, небо видно и оттуда, только на Джемаа слишком многое будет вас отвлекать, тем более ночью.
— Тогда мы пойдем на Джемаа, — сказал чужестранец.
Озадаченный, я уставился на него. Затем пожал плечами.
— Нынче ночью, наблюдая восход луны, я стану думать о вас.
Чужестранец опустился на колени, чтобы напоследок рассмотреть джамур, поднялся и пожал мне руку.
— Как вы думаете, эта штука может пригодиться сегодня на площади Джемаа? — спросил он.
— Только если на вас нападут, — отвечал я, — а такая вероятность невелика. Рядом с площадью полицейское отделение. В Марракеше тщательно следят за порядком.
После этой загадочной фразы чужестранцы ушли, а я, совсем как Абдулла, вдруг стал думать о доме. Я радовался, что вечером мне есть куда вернуться. Я думал о зимней луне над асбестовыми крышами, о том, как ее неверный голубовато-белый свет блуждает по комнатам. Я чувствовал: после сегодняшней встречи ночь открылась для меня с новой стороны.