Нет! Не об этом хотелось сейчас думать шаху. Эти мысли неприятны, а значит, и вредны! Он прибыл в Европу, чтобы насладиться единственным и неповторимым, чтобы забыть разнообразие, чтобы похитить бережно хранимое, чтобы нарушить царящий здесь Закон, возможно, лишь раз, лишь один-единственный раз изведать сладострастие беззаконного обладания и вкусить от особого плода европейской, христианской, западной любви во всей ее изощренности. Когда начался бал — первым танцем была полька, — смятение августейших чувств стало полным. Он то и дело на мгновение закрывал свои большие красивые золотисто-карие и невинные, как у серны, глаза, стыдясь сквозящего в них, как он сам понимал, любопытства и любострастия. Ему нравились все. Однако не телесного обладания он сейчас возжаждал. Шах испытывал тоску по любви — вечную мужскую тоску по обожествлению, по божественности, по божеству, по богине, по одной-единственной. Ибо все радости, которые могли дать ему женщины, они ему уже дали. Ему не хватало только одного: страдания, одарить которым может лишь та, что становится одной-единственной.
Итак, он решил остановиться на одной и принялся выбирать. Постепенно он исключал, выбраковывал женщину за женщиной, чуть ли не всех в зале. То у той, то у этой он обнаруживал или предполагал более или менее скрытые изъяны. В конце концов он остановился на одной, на единственной, — это была графиня В. и ее знал весь свет.
Белокурая, яркая, молодая и наделенная свыше удивительными глазами, о которых можно было сказать, что в них смешались фиалки и незабудки, она вот уже три года, со времени своего первого бала, была для всех загляденьем; мужчины, правда, сколь вожделели ее, столь и почитали. Она принадлежала к тем юным особам, которые в давным-давно минувшие времена становились предметом почитания и поклонения, не имея, кроме красоты, никакой иной заслуги. Увидев лишь несколько ее легких движений, каждый чувствовал себя щедро одаренным ею и обязанным проникнуться, самое меньшее, благодарностью.
Она была поздним ребенком. Отца ее — на момент рождения дочери — можно было причислить к одряхлевшим слугам престола. Он жил уединенно, занимаясь лишь собственной коллекцией минералов, в своем поместье Пардиц в Моравии. Иногда он напрочь забывал про жену и дочь. В один из таких часов, когда он, только что получив довольно редкий малахит, присланный его другом из Боцена, совершенно забыл о семье, — в один из таких часов попросил доложить о себе не известный ему начальник отдела из Министерства финансов. То был граф В. Как сразу же заподозрил старик, интересовали графа не минералы, а дочь помещика. И старый господин фон Пардиц, привыкший рассматривать, самое меньшее, в карманную лупу даже самый обыкновенный кварц, лишь мельком в лорнет взглянул на молодого человека, пожелавшего взять в жены его дочь.