Сказка 12. Наверху всегда холодно
- Ну, это уже ни в какие ворота, - с возмущением сказал Максим, когда ветер сорвал с его головы фетровую мягкую шляпу. Он провел рукой по волосам, как бы желая убедиться, что их теперь действительно ничего не покрывает, возвел глаза к небу и побежал. Невдалеке виднелся пруд, и было совсем естественно, что ему не хотелось отправляться вплавь за своим головным убором. Ветер насмешливо шумел в кронах и гнал шляпу по асфальтовой аккуратной дорожке в разводах луж и ручьев.
- Стой, - кричал он шляпе, немало не смущаясь. Впрочем, смущаться было не кого. Желающих гулять по аллее ветреным осенним вечером еще надо было поискать. Впереди, ближе к выходу на проспект, виднелась пара бродяг, устраивающихся на ночлег под желтой елью. Что же о нормальных людях, так те сейчас как раз готовились смотреть вечерние новости. Макс был совсем не прочь к ним присоединиться. Но он гнался за летящей своей шляпой. – Стой, дура!
Как будто послушавшись его сердитого оклика, шляпа замерла у края большой лужи. Её поля слабо трепыхались. Он успел добежать до неё и схватить перед тем, как новый порыв ветра заставил шляпу пойманной птицей забиться у него в руках. Можно было подумать, что она всю свою недолгую жизнь летала по воздуху, а не висела на крючке в прихожей.
- Ну, ну, - успокаивающе пробормотал Максим, рассеянно отряхивая шляпу. Он хотел было вернуть её на законное место – на свою голову, но задумался. Он не был уверен, что ветер вновь не захочет поиграть с ним в догонялки. Шляпа стоила, как-никак, целых тридцать два американских доллара, и купание в луже не могло пойти ей на пользу. В этом Макс мог бы биться об заклад, хотя и не был признанным специалистом по головным уборам. В конце концов, он просто свернул шляпу пополам и засунул её в глубокий карман плаща. Ветер разочарованно взвыл где-то в вышине и досадливо взъерошил его короткие темные волосы.
Макс постоял у пруда, покачался на носках взад-вперед, взад-вперед. Земля мягко пружинила под ногами, заставляя каблуки новых туфель всё глубже увязать в ней. Береза сбрасывала на его плечи зелено-желтые легкие листья. Те скатывались по коричневой коже его плаща с еле слышным шорохом. Макс смотрел на воду и видел, что та серая и спокойная: приготовилась замерзать. В камышах копошились последние утки. Очевидно, что подниматься на крыло они решили завтра, с утречка, когда рассвет так неоднозначно романтичен и прекрасен. Он мог их понять. Он сам не терпел куда-то ехать второпях, на ночь глядя.
- Огонька не найдется? – банально спросили его со спины.
Макс медленно и торжественно развернулся, ожидая увидеть запоздалого уставшего бомжа, прячущего мерзнувшее лицо в облезший воротник из собачьей шерсти.
- Не курю, - успел сказать он отрепетированным нравоучительным голосом, в котором заранее слышался упрек, который могут позволить себе благополучные, приличные люди, когда к ним вдруг обращаются на улице другие их собратья. Обычно они еще добавляют эдакий взгляд свысока - слегка презрительный и жалостливый, и долго гремят мелочью, выбирая на ощупь монеты. Замерзшие пальцы тщетно ловят в глубоких карманах обрывки автобусных билетов, поломанные спички, что-то шуршащее (мятные конфеты, обертка от сигарет, жевачка?), пока человек напротив мнется и отводит полупьяный и бессмысленно-просящий взгляд. Наконец под руку попадаются скользкие железные кругляши – то ли рубли, то ли копейки, и можно уронить их в сухую обмороженную ладонь, подставленную ковшиком. На что эти деньги? На дешевую водку, на настойку в аптеке, или, все-таки на хлеб? Не важно. Дело сделано. Милость оказана. Можно прятать руки в перчатки, затем в карманы и шагать дальше, думая, зачтется ли этот день на страшном суде. Вдруг именно это впопыхах оказанное добро склонит чашу весов в нашу пользу, ну вдруг, а?
Макс подумал об этом всём быстро. Секунды четыре, пока разворачивался. Он даже успел вспомнить, что в его карманах совершенно ничего нет, потому что жена вчера устроила там ревизию. В результате этой проверки вся мелочь оказалась в специальном, для этого предназначенном, отделении бумажника (который был этим так удивлен, что сразу распух), зажигалка была признана негодной, обертки от конфет ненужными, а крошки от забытого бисквита вовсе ужасными.
- Да? – чуть ехидно спросил незнакомец, поглядев на его ухо. Максим поднял руку и обнаружил забытую папиросу, заложенную за отворот ушной раковины. Он хотел использовать её еще в обед, но случилось так, что не удалось даже встать из-за рабочего стола, не то, что куда-то выйти.
- Вот черт, - засмеялся он, ничуть не смутившись, что его так легко поймали на слове.