Она торопливо завернула гостинцы и остановилась, не зная, как быть дальше. Одарить ли приехавших самой прямо тут, в сенях, или сделать это как-нибудь иначе? Решение пришло мгновенно. Ведь они вынесут из хаты свои приборы. Значит, скорей к машине!
Олена быстро вышла, чтоб ее не застали в сенях.
Шофер — чернявый, еще молодой мужчина — недоумевающе посмотрел в ее сторону, когда она остановилась перед дверцей автомобиля, держа у груди свертки. Однако недоумение его длилось недолго. Спохватившись, он, ни слова не говоря, распахнул дверцу с никелированной ручкой-замком.
— Это самому главному, а это вам, а вот той сестричке, — сказала Олена, положив на край выдвижной койки окорок и одну колбасу, другую она дала шоферу в руки, словно так было доходчивее и понятнее.
— Спасибо, мамаша! — Шофер присоединил свою долю к тому, что уже лежало на койке.
— Кушайте на здоровье! Лишь бы только Ивану помогло!..
— Поможет, как не помочь!.. — отвечал шофер, оглядываясь, и сразу увидел на крыльце медсестру. — Бегите, мамаша! Вас зовут…
Олена поспешила в хату.
Иван лежал навзничь и, казалось, мучительно ждал чего-то, хотя выражение лица у него было умиротворенное и спокойное, спокойное до безразличия.
— Иван Иванович отлично перенес переливание. Молодцом! — похвалил врач его выдержку.
— Молодцом? — Олена не сразу сообразила, что это означает.
Но в этот момент вошел шофер, чтобы помочь вынести приборы, и все направились к выходу.
— Не исключено, что немного погодя Ивана Ивановича начнет бить озноб. Вы этого не пугайтесь. Такое бывает даже с людьми куда более здоровыми и сильными. Главное — спокойствие и выдержка. А там увидим… — Врач словно что-то обещал Олене, словно успокаивал ее, наставлял.
— А полегчает ему?.. — Олена не спрашивала, а молила.
— Полегчает!.. Непременно полегчает! — И врач поспешил вслед за медсестрой, которая уже садилась в машину.
VI
Юрко вскочил, услышав шаги за дверью.
Последние ночи он спал и не спал — все слышал. От этого постоянного напряжения ныли и болели мышцы он чувствовал себя слабым, как комар.
— Скорей иди! — рыдая, сказала мать.
— Чего плачете? Думаете, поможет?.. — пробормотал Юрко. А сам весь дрожал, и неприятный холод пополз по спине к затылку.
Олена что-то молвила в ответ, но он не расслышал — она уже семенила от нового дома сына к старой хате, их семейному гнезду, где лежал больной Иван.
Юрко услышал, как заворочалась на кровати жена, как проснулись оба его сына, а в хате стояла такая тишина, от которой пробирал мороз.
Натянув брюки — он надевал их, сидя на кровати, при тусклом свете ночника, — Юрко заметил, что они задом наперед. Наступив на штанины, быстро сдернул их, и через секунду брюки снова были на нем.
Когда застегивал ремень, у него вырвался нервный вздох, и он быстрым движением откинул занавеску на большом окне, выходившем на улицу.
Мир за стенами теплой хаты рябил голыми деревьями, росшими на обочине дороги, ветви сплетались в диковинное, небрежно брошенное кружево на фоне голубеющего чистого неба с необычайно яркими звездами, и из-за этих звезд опять было очень холодно, вообще все казалось страшно холодным в этом далеком и таком близком мире…
Юрко выбежал на улицу.
Студеный ветер лизал гладкую, как гранит, мостовую, свистел в кронах голых деревьев, тех самых, которые Юрко видел из окна, и, обессилев, падал на лицо.
Стук каблуков раздражал Юрка, и он сошел на обочину. То там, то здесь потрескивал тонкий лед — ночью ударил мороз, лужи затянуло ледяной коркой.
Он вбежал в старую хату.
Заметил на комоде выглядывающую из-за высокого радиоприемника белую свечу и затрепетал.
Заплаканная мать показала взглядом на постель. Сын понял, что нужно подойти к отцу. У него внезапно перехватило дыхание, он готов был рухнуть на колени.
Судорожно глотнул слюну, чтобы подавить боль.
Отец дышал медленно и был спокойно сосредоточен. Юрко видел, у него уже ничего не болит.
Иван сделал движение в сторону сына, и тот протянул ему руку.
— Ты готов?..
— Няню, что вы! — Юрко больно сжал отцу руку и стал покрывать ее поцелуями, думая лишь об одном: чтобы не потекли из глаз слезы.
Иван привлек сына к себе, точно хотел подать ему знак или что-то сказать.
— На сеновале доски… хорошие доски, сухие… давно лежат… — Отец как будто говорил сам с собой.