Сын почувствовал, как по спине поползли мурашки и пересохло в горле.
Напустив холодного воздуха, ворвалась Юля Пигулка — ну, словно у нее хата загорелась.
— Ради всего святого, спасите, Юрко! Умоляю, спасите, дорогой! Корова с полночи никак не отелится… — Юля бросилась к сыну Ивана, точно здесь больше никого не было, и она несказанно обрадовалась, что наконец-то нашла спасителя.
Юля и вообще-то была невелика ростом, а сейчас, обутая в растоптанные мужские башмаки, казалась еще меньше.
— А фельдшер-то на что? — молвила Олена.
— Да его черт на какие-то курсы унес, а доктор по скотине пятый день не проспится… — Юля готова была разрыдаться.
— Ступай, сын! Там дети малые… — коротко распорядился отец.
Юрко колебался.
— Иди, иди! Жалко скотину, что ей зря мучиться… — повторил отец.
Юрко вышел вслед за Пигулкой.
Умение спасать скотину от всяких напастей передал сыну Иван. Прежде чем стать мастером-строителем, немало провел он бессонных ночей: лечил домашний скот у односельчан… Но и потом, если требовалась его помощь, никогда не ленился. Не раз в ответ на упреки жены говаривал: человек сумеет себе помочь скорее, чем животное. Даже после того как в селе была создана ветеринарная служба, люди все равно обращались к Ивану.
Сын ушел с Пигулкой. Ивану вроде бы полегчало. А Олена уж думала, что не пережить ему этой ночи. Сейчас у него топорщились усы, подбородок как-то странно заострился. Но, может быть, ей так только казалось…
— Садись!.. — кивнул он на край кровати.
Она села.
Он ничего не говорил, но она понимала, что вставать не надо. И то, что он молчал, хотя собирался что-то сказать, мучило ее. Однако она решила терпеть.
— Инструменты мои раздай, а то пропадут понапрасну, ежели ими никто не будет пользоваться… Грех это… — И умолк, хотя сказано было еще не все.
Сидя на краешке кровати, Олена представила себе плотничий, столярный, каменщицкий инструмент. Все это не просто возникло перед нею беспорядочной грудой — нет, инструменты Ивана блестели, сверкали, каждый из них разговаривал только ему присущим голосом и изо всех сил бодрился.
Ритмично отбивал такт топор, позванивали в спокойном медленном танце долота, свистом отзывались пилы, со скрипом вгрызались в твердое дерево сверла, в бешеной пляске носились фуганки, выплевывая белые шелковистые ленты, лениво и важно взад-вперед шаркал длинный шерхебель — с его помощью Иван как бы наводил глянец, завершая трудную, требовавшую много хлопот работу.
Все жило, действовало, и вместе с инструментами трудился сам мастер Иван, неважно, что он уж который месяц не брал их в руки и они мирно отлеживались на чердаке в ожидании лучших, более веселых времен…
«Где пила?»
«Кто опять вынес из хаты долото?»
«Куда девался топор?»
«Кому без меня отдали сверла?»
«Кто затупил плотничий нож?»
«А пропади вы пропадом за то, что не поддерживаете порядок и никогда ничего не кладете на место!»
Так и звучит в ушах у Олены ворчливый голос Ивана: весь сенокос, всю жатву провел дома, а инструменты неизвестно куда запропастились. Догадайся-ка теперь, где они, попробуй-ка их отыскать.
Правда, они всегда находились. Но без шума было не обойтись.
— Канадский белый точильный камушек прибереги для зятя Ивана. Чтоб ему было на чем нож поточить… Больно полезный камушек… Хорошо служил, я любил его… Пусть останется Ивану на память… Еще от моего деда завалялся… Дед его с заработков принес… Миколе, сыну нашего свата, топорик и пилу ручную. Давно о таких мечтал… И Юрко пусть себе что-нибудь выберет — у него два сына… Может, хоть один по мастерству пойдет… Да нет, дети нынче стали какие-то не такие… Им лишь бы рук не прикладывать…
Так постепенно все и распределил. И теперь отдыхал, как человек, покончивший с одним из самых важных и трудных дел.
Олена вскочила было с места, но он жестом остановил ее.
— Ты, если хочешь, позови попа… А дети у меня ученые… Для них пусть играет оркестр… Как-нибудь помирится одно с другим… На свете и не такое бывает…
Точно не слова, а острый нож вонзался ей в сердце…
— На новую одежу денег не тратьте. Мой серый костюм и на пасху надеть не стыдно… Шляпу положить не забудь: пусть и там видят, что я не баба, а мужик… И резную палку, которую Марийка подарила, тоже положи: будет на что опереться, ежели встретятся крутые горы или придется реки вброд переходить, да и всякую нечисть отгонять, обороняться от нее пригодится…
Он умолк…