Сейчас, в этот поздний ночной час, вспомнился невольно и Микола в толпе, что собралась на усадьбе Юра на панихиду за упокой его души — проститься и проводить в дальний путь…
Стало зябко от нервного озноба. И заторопилась, хотела побыстрее выбраться из глухой темноты у стен станционной бани. Видно, пугали не только воспоминания, но и сама баня — давно заброшенная, зияла она черными проемами окон, дышала сыростью и запустением.
Удивил пустой перрон. Подумала, верно, сидят люди в зале ожидания, и направилась туда. За порогом сразу же обдал ее густой запах карболки и известки. Огляделась, увидела, что здесь тоже никого нет, и вышла, бросив двери открытыми, — пускай проветрится… Но спохватилась и вернулась — еще отругают за тепло, выпущенное на ветер!
Прислушалась, не храпит ли кто. Ведь люди спят по-разному: кто тихо, а кто будто трудится… Но и храпа не было слышно.
Лунный свет сюда не проникал, лампа не горела, и рассмотреть углы она не могла. Нет, все же ни души не видно! Неужто слишком рано пришла на станцию? Неужто подвел верный ее будильник — месяц над горой? А вдруг поезд на Усть-Черную давно ушел? И огляделась испуганно.
Сквозь неплотно завешенное окно в зал ожидания тонкой полоской проникал свет из комнаты дежурного по вокзалу.
«Постучать в стекло, спросить?» — заколебалась. И все же знала, не могла она опоздать на поезд. Вчера еще дотошно расспросила диспетчера про нужный ей пассажирский поезд из Дубового на Усть-Черную. Сказал, что отправляется после полуночи. Глянула на звезды, убедилась, что времени полно, и тут же попеняла себе: чего так спешила из дому, могла ведь сделать что-то полезное перед дорогой…
Вышла на перрон, и почудилось, ползет за ней следом из зала тяжкий дух. Но только прошелестел ветерок в станционных осокорях, качнул ветви елей у вокзала, как сделалось вокруг свежо и чисто. Здесь дышалось легко, свободно, хоть и прохватывал холодок — в долину Тересвы он проходил со студеными ветрами полонин не только в мае, но, бывало, и в разгар лета…
— А, это вы, бабушка? Не спится? Путешествовать задумали? А чего деда не сторожите? — на пороге служебного помещения неожиданно возник худощавый невысокий человек, дежурный диспетчер.
Задержалась на минутку с ответом. Но встрече обрадовалась. Все-таки не одна на ночной станции.
— Это вы, Яков? Дай вам бог здоровья и счастья!
— Лучше кучу денег пожелайте!
— А тогда что?
— Тогда не только здоровье будет! — ответил тонким писклявым голосом. Не знала бы Якова, подумала; баба в штанах и в форменной фуражке.
— А я, сынок, думаю: будешь здоровым, и деньги придут!
— Черта мне лысого с этого здоровья, если лишней копейки нет! — деланно хорохорился диспетчер. Обрадовался, видно, что можно хоть с кем-нибудь поболтать, отогнать одолевающую дремоту.
— Можно, милок, деньги заработать, а здоровье при том загубить! — не согласилась она. Ответила со спокойным достоинством, свойственным много прожившему и пережившему человеку. Впрочем, ни к чему была ей болтовня диспетчера, и потому спросила о существенном: — А скажите, Яков, поезд на Усть-Черную скоро придет?
— Да вы, бабушка, его с дедом проспали. — Яков усмехнулся и вроде бы стал любезнее. Он лениво шарил в карманах, штаны его от постоянного сидения пузырились на коленях. Надоедало диспетчеру многочасовое дежурство, нудился он за служебным столом и теперь развлекался немудреными остротами.
— У вас только шуточки на уме… И дед ни при чем, если я поезд проспала! Ни капельки он не виноват! Скажите правду, ушел, что ли, поезд? А может, опять смеетесь?
— График этой ночью изменили. Поезд из Дубового вышел раньше, чем вчера, на час и семнадцать минут, — добросовестно объяснил Яков, словно почувствовал себя виноватым и хотел загладить доброй беседой неприветливость при встрече.
Сразу не смогла ничего понять. Вчера специально зашла на станцию, чтобы проверить, когда идет ночной поезд на Усть-Черную. Диспетчер, которого сегодня сменил Яков, назвал прежнее время. А мог же человек ответить как следует, чтобы она знала час и не спешила понапрасну? Даже озноб пробежал по спине от обиды на него, хоть ночь была теплой, хлеб по-прежнему согревал плечо и вкусно пах.
Помолчала виновато, словно причина была в ней. И подумала: зачем сердиться на кого-то, откуда мог знать вчерашний дежурный, что именно сегодня выберется она в Усть-Черную? Право, легче жить среди людей, когда не ищешь виноватого, чтобы оправдать себя… И ей стало легче.