— Вот бы теперь нам такой рыбы, Степан!.. Кажется, все болячки и хворобы как рукой сняло бы! — с глубоким вздохом мечтательно произнес Иван, обращаясь не только к Пелизко, но ко всем своим товарищам, сидевшим на табуретах возле печи: там были Павлович, Шестак, Скиба, Петричко, Довгун. Один лишь Желизко — наверно, по праву давнишнего друга — сидел рядом с кроватью.
Честно говоря, трудно было бы ответить, почему они сошлись все вместе в Ивановой хате. Знали они Ивана не один год, однако встречались не так уж часто и всегда по делу. Они принадлежали к числу тех людей, которых в селе почитали за большой опыт и славно прожитую жизнь. И надо сказать без малейшего преувеличения, что наибольшим уважением Иван пользовался именно среди них. Бывало, сойдутся десять мудрых и вот никак не могут прийти к согласию по какому-нибудь сложному вопросу, но стоит появиться Ивану, как он сразу вникнет в суть дела, на лбу его соберутся морщины, взгляд сделается сосредоточенным, и все встанет на свое место, будет найден прямой путь.
Вот почему — да будет вам известно — собрались побратимы в Ивановой хате.
— Что говорит медицина? — спросил кто-то из присутствующих, вопросом своим спуская Ивана с заоблачных высот, возвращая его из мысленных странствий по ночным пастбищам.
— Врачам лишь бы деньги!.. — лениво прогнусавил Довгун; можно было подумать, будто он только и делал, что платил врачам, хотя за всю жизнь не проглотил ни одной пилюли, ни одного порошка, а уж что касается простукивания, прослушивания, лечения зубов или, не приведи господи, укола — о них Довгуну было известно столько же, сколько о древнейшей клинописи.
Друзья переглянулись с некоторым удивлением.
Хозяин Иван поспешно возразил:
— Грех бога гневить! И лечат, и кормят, и ухаживают, и заботятся о больном у нас бесплатно!.. Конечно, может, где и попадется такое ничтожество, что заглядывает больному под подушку да за пазуху, мечтая выудить какую-нибудь десятку, в семье не без урода… Но мне — хвала и слава нашим порядкам — такого видеть не доводилось, хотя и немало леживал в Ужгороде и Львове, побывал в руках и у простых врачей, и у профессоров…
— То-то и беда: в руках у профессоров побывали, а им в руки ничего не сунули!.. — опять встрял Довгун, словно ему представился удобный случай оправдаться.
— Чепуху мелете, Андрей! Послушать вас, так вы не иначе как буржуй и капиталист или поете с чужого голоса… Я тоже лежал в больнице!.. Иван правду говорит!.. — рассердился Желизко.
— Готовьте, Андрей, мешок денег на случай болезни — не слыхать бы о ней никогда среди добрых людей, — очень серьезно, а может быть, и с насмешкой бросил Шестак. И к хозяину: — А лекарства, подходящие лекарства для вас, сват, нашлись?
— Думается мне, нет и не было в больнице лекарств, какие не испробовали бы на мне!.. — проговорил Иван таким тоном, точно он был одним из тех добровольцев, которые готовы, подвергаясь опасности, испытывать на себе лекарства ради здоровья и спасения жизни других людей.
— А здоровья нет как нет!.. — не отступал Шестак.
— Нету!.. — без отчаяния, а как-то равнодушно и бессильно махнул Иван побледневшей за время болезни рукой.
— И что за мир такой? Для атомов, для ракет, для другой погибели и золото находится, и ума хватает, а вот лекарство такое придумать, чтобы человек жил, это нет!.. — вскочил с табурета Юрко Павлович. Он жил по соседству с Иваном, и сельчане знали, что Юрко любит пофилософствовать на темы войны и мира, отношений между государствами.
— Здоровья нету!.. — тихонько уронил Иван, и чувствовалось, что он ко всему притерпелся. От этой безысходности могло сделаться жутко и здоровому, хотя мало на свете такого, с чем не примирится и к чему не привыкнет человек…
— Молоко, масло, мед, яйца и сало! Вот лекарства, вот что дает здоровье! Кабы мы весь век в достатке жили, ни одна хворь нас не одолела бы! — опять загнусавил Андрей Довгун, с силой потирая себе лицо заскорузлой ладонью, и враз побагровел, словно это была не ладонь, а рашпиль.
Советы и пересуды, громкие разговоры и философствования побратимов вконец утомили Ивана. Быть может, он и радовался, что его не забывают в беде, наведываются, но как-то помимо своей воли отвернулся к стене, закрыл глаза и уснул.