На месте некоторых, снесённых начисто, изб, высились двух, а то и трёхэтажные коттеджи в псевдоготическом стиле — с остроконечными башенками, балкончиками, коваными решётками на окнах.
Там, во дворах «новоделов», огороженных не по деревенскому обычаю — плетнём, а основательно, по городскому, высоченными глухими заборами из кирпича или гофрированного металла, угадывалось безмятежное отпускное существование людей из тех, чья жизнь — удалась.
Калились под солнцем поставленные на прикол у железных ворот дорогущие автомобили, в надёжно огороженных от внешнего мира дворах разносились голоса юных отпрысков новых владельцев усадеб, на верандах беседовали степенно за ранней рюмкой коньяка отцы семейства — отпускники. Здесь же щеголяли купальниками-бикини их жёны — худые и стройные, толстые и неуклюжие, но с одинаково спесивым выражением ухоженных лиц. На которых читалось смирение по поводу чудачеств супругов, затащивших их вместо Ниццы или Майами в этакую глухомань. С одновременным нескрываемым отвращением к запаху навоза, всё-таки пробивавшегося даже сквозь высокие заборы с соседних, принадлежащих «деревенским», участков…
Странно, но Дымокуров, ещё недавно, да и теперь, в общем-то, как пенсионер госслужбы, относившийся примерно к той же социальной группе, что и эти горожане, выбравшие вполне патриотичный вид отдыха не на заморских пляжах, а на российских просторах, не чувствовал сейчас родства с ними. И что из того, что в своё время он обретался в таких высоких кабинетах областного правительства, в кои этих бизнесменчиков средней руки и на порог бы не пустили? Сейчас Глеб Сергеевич выпал из обоймы, и, по большому счёту, превратился в такое же деревенское «ничто» для «дачников», как и другие аборигены этих мест — простые сельские жители…
Хотя именно он, Дымокуров, имеет полное право быть безмятежно счастлив и по-настоящему свободен сейчас, а не эти «дачники», вырвавшие на недельку-другую из душного города.
Да и может ли быть иначе — при его-то солидной чиновничьей пенсии за многолетнюю государеву службу, с настоящими помещичьими владениями и даже собственными, пусть и не без изъянов и пороков, людишками…
А потому Глеб Сергеевич расправил плечи, задрал гордо голову, заложил руки за спину, выпятив живот, и пошёл по сельской улице важно, по-хозяйски, критично и в тоже время удовлетворённо обозревая окрестности.
Колобродово было большим селом, тысячи на три душ населения. Однако смотреть здесь оказалось особо не на что. На дальнем конце посёлка угадывались корпуса элеватора, похожие издалека на гигантского орла, расправившего бетонные крылья.
Ближе к центру располагалась двухэтажная, из белого кирпича, школа. Неподалёку — одноэтажное здание сельской администрации, которое легко узнавалось по выцветшему триколору, безжизненно обвисшему в этот безветренный день над крыльцом.
В центре замусоренной площади возвышался неухоженный гипсовый памятник Ленину, крашеный облупившейся теперь во многих местах серебрянкой. К площади примыкали магазинчики постройки советских времён, сложенные из оштукатуренных и побеленных шлакоблоков — продовольственный и промтоварный. Чуть дальше, в квартале примерно — виднелась церковь без куполов, окружённая строительными лесами.
Здание Дома культуры сразу бросалось в глаза. Именно на него указывала гипсовая рука облезлого Ильича. Строенное в помпезном стиле 50-х годов, с массивными колоннами у парадного входа, с барельефами — снопами пшеницы, серпами и молотами на фасаде, здание выглядело страшно запущенным.
Некогда зацементированные и зажелезнённые под «мраморную крошку» ступени крыльца были выщерблены до такой степени, что шагать по ним следовало с опаской подвернуть ногу. Лепнина фасада осыпалась так, что серпы и молоты на советских гербах кое-где стали напоминать большеберцовые кости, перекрещенные под зловещими пустоглазыми черепами. Штукатурка на внушительного вида колоннах сверху до низу облупилась, обнажив ряды красного кирпича.
На высоченных, в два человеческих роста, входных дверях, некогда украшенных бронзовыми ручками, от которых теперь остались лишь дырки после выдернутых варварски шурупов, были укреплены две застеклённые таблички. Золочёные в прошлом буквы выцвели, и с трудом, напрягая глаза, можно было прочесть на одной, что это учреждение — и есть Дом культуры села Колобродово. На другой — что именно здесь размещается местный краеведческий музей.
Глеб Сергеевич потоптался нерешительно на крыльце, а потом, потянув ручку — теперь простецкую, железную, тронутую ржавчиной, приколоченную вкривь и вкось, распахнул створку заскрипевшей протестующе двери. И, едва не запнувшись о порог, шагнул в полумрак вестибюля.