Стоило открыть юноше клетку, как обернулся соловей его ненаглядной. И радости возлюбленных не было предела. Как, впрочем, не было предела и их гневу. Хоть и были вольны они идти куда глаза глядят, но жажда мести не отпускала, став их вечным проклятьем. В конечном счете огонь взял своё. Забрал всё, кроме их самих. Поглотил даже эту историю, превратив её в сон.
Йорингель замолчал. Молчали все. И только треск горящей древесины нарушал это молчание. Сложно было поверить в то, что древняя сказка сумела так сильно впечатлить мужчин. И тем не менее, все они смотрели на огонь, будто завороженные, блуждая в путанице собственных мыслей. Йохан с чего-то подумал о дочерях и недавней ссоре со студентом, Ерман – о терзающем его душу одиночестве, которое он время от времени заливал алкоголем, а Ян… Ян думал о двух сиротах: о той, что брошена мёртвым отцом, и о том, что брошен живой матерью. В его мыслях они приняли образ запертых в клетках птиц, о которых в конце истории уже никто и не вспомнит.
– А что стало с девушками? – обреченно спросил наконец юноша. Его голос отчего-то стал тихим, скользящим, каким-то далёким и незнакомым.
– С девушками? – удивленно переспросила Йоринда, всё это время сидевшая тихо подле своего спутника.
– Те, что были прокляты, – пояснил Ян. – Им дали свободу?
Юноша с мольбой смотрел на даму, в глазах которой играли огоньки пламени. Он будто бы просил о том, чтобы легенда, передаваемая из уст в уста веками, вдруг не была такой жестокой, чтобы птицы, запертые в клетке, расправили крылья и не сгорели под ярким солнцем, покидая темный ненавистный лес. Дама, будто бы прочитав его мысли, отрешенно произнесла:
– О да, они получили свою свободу.
Вот только брошенная фраза не утешила молодое сердце. В тех неосторожных словах он увидел наказание, а не надежду. И в голове вдруг, словно воспоминание, возникло видение всепоглощающего огня, лебединого крика и чёрного густого дыма, заслоняющего солнце. И в эпицентре Она – чистая дева – причина гибели и спасения, кары и милосердия.
– Или Бог, или природа, – словно вновь прочитав мысли юноши, бездушно и даже несколько радостно подытожила Йоринда.
Ян поймал её темный манящий взгляд. Глаза незнакомки заворожили его настолько, что на несколько мгновений мир вокруг сжался до маленькой точки пламени в её зрачке. Юноша бы и рад был отогнать наваждение, но девушка вдруг запела. Сначала несмело, а затем её голос заглушил все прочие звуки:
Пичужечка-голубушка
На горе мне поёт;
Я чую – моя смертушка
Идет ко мне, идет.
Тии-вить, тии-вить…
Песня окончательно сбила студента с толку, окружив туманом, запутав мысли. Ян тонул в ней и растворялся. Он видел лишь Её глаза, лишь огонь, отраженный в них, лишь прелестную юную деву, танцующую в этом огне. И всюду голос…
Голос…
Голос…
– ОЧНИСЬ! – пронзительно прокричала огненная танцовщица голосом Христы, прыгнув на ослеплённого огненным шаром.
Ян встрепенулся и отскочил от своего места в попытке увернуться. Но огонь не был угрозой юноше. В отличие от двух созданий ночи, что жадно глотали кровь из распоротых шей его товарищей. Иоганн был еще жив: его губы подрагивали, будто в предсмертном крике о помощи, а пальцы всё ещё пытались ухватиться за воздух. Ерман же более не походил на живого: глаза закатились, а на лице навеки застыла гримаса чудовищной боли.
Создания, не бросая трапезы, гневно уставились на нарушителя спокойствия. Шокированный, Ян сделал несколько шагов назад, но запнулся о сук и упал на спину. Дама откинула от себя Иоганна, размашисто вытерла рукавом платья перепачканный кровью рот и обратилась к юноше с дьявольской ухмылкой на безумном лице:
– Куда же ты, птичка?
Крик застрял у юноши в глотке. На миг, но лишь на миг его тело парализовало. А потом, как сигнал, как маяк, как тревога по нему пронеслась волна с единственным призывом: «Бежать! Бежать! БЕЖАТЬ!»
Поскальзываясь и несколько раз упав, он неумолимо спешил убраться прочь. В город, в лес, да хоть на край света – не важно, главное убраться. Позади он слышал хрип Иоганна, его мольбы о помощи. Но будь даже то оглушительный зов, он не заставил бы мальчишку ни вернуться, ни даже обернуться. Каждый сам за себя.
Ян бежал всё глубже в леса, не разбирая дороги. Вокруг становилось темнее, ветки безжалостно хлестали по лицу, в рот и глаза забивалась паутина, заставляя паниковать беглеца всё сильнее. Он стремился скрыться, удрать, исчезнуть. И лишь надежда, что убийцы не будут искать так далеко, всё скорее подгоняла его ноги. Ян крутился, вертелся, пытался разглядеть во мраке хоть что-то, пока вдалеке, словно мираж, не забрезжил лунный свет на поляне. Он помчался туда, едва перебирая спутавшиеся ноги, забыв и про колючие ветки, и про паутину, что залепила глаза. Почти на ощупь юноша петлял меж вековых деревьев, пугаясь каждой сломанной под ногами палки. И вот когда до поляны оставались считанные шаги, он вдруг ударился лбом и упал. Юноша сперва решил, что второпях не разглядел дерево, но подняв руку понял, что то была вовсе не кора, а камни, аккуратно уложенные друг за другом. Он понял всё за секунду до того, как открыл глаза и посмотрел на преграду.
Перед обреченным возвышалась каменная стена. Совсем такая же, как в проклятой легенде. На лице Яна застыл чудовищный страх, а в следующую секунду кто-то с силой развернул его к себе.
– Далеко собрался? – победно спросила рыжеволосая бестия и рассмеялась жертве в лицо.
Юноша мог только мямлить.
– Разреши я тебя поцелую? – хихикая попросила она и, не дожидаясь дозволения, мягко коснулась губ юноши.
Паника и страх враз утихли. Исчезли, уступив место покою. Дух стал безмятежным совсем как там, у костра. Но в этот раз лишь на мгновение. Без предупреждения и сострадания бестия вонзила свои зубы в шею бедняги, погружая его тело в агонию. Однако сделав глоток бессмертной воды, она вдруг остановилась, отстранилась и посмотрела жертве в глаза.
– Mortuus [мертвец], – задумчиво промолвила кровопийца и тут же откинула от себя Яна, не довершив начатое.
Юноша оказался на земле, находясь едва ли в сознании. Резкая боль пронзала всё тело. Над ним склонился сам ангел смерти, но почему-то она не спешила окутать страдальца своими объятьями. Вдруг за плечом проклятой возникла и вторая фигура.
– Aut deus, aut natura [Или Бог, или природа], – прошептал он ей на ухо, чтобы развеять сомнения.
Безжалостный ангел посмотрела на мужчину и покачала головой. Стало ясно, что Ян не дождется от нее ни сострадания, ни милости. Она развернулась, чтобы уйти, оставляя умирающего на волю судьбе. И тогда из последних сил обреченный прохрипел:
– Divi…num opus… sed.. are… dolo… rem… [Божественное дело – успокаивать боль]
Тени не знали, что Ян их понимал. Уроки латыни в университете не прошли для него даром. Вот только способности юноши не смутили палачей. Женщина улыбнулась, и в этой улыбке было что-то зловещее. Она снова склонилась над умирающим, легонько коснулась его губ влажными и холодными пальцами, будто призывая к нетленному молчанию, и прошептала:
– Nec Deus intersit nos sumus servi diaboli [Пусть Бог не вмешивается, ибо мы служим дьяволу].
После этих слов Ян погрузился в чёрный омут. Последним, что он видел, были покидающие его тени и прекрасное звёздное небо, возвышающееся над ветвями Чёрного леса. Мальчик засыпал под шум этих ветвей. И в том были его спасение и покой.
Вечные.
========== Апофеоз ==========
Первый глоток воздуха при всплытии на поверхность самый тяжелый. Лёгкие жадно хватают его, не позволяя думать ни о чем другом. Такой желанный, долгожданный и необходимый, вслед за ним непреложно начинает кружиться голова, а перед глазами мигают яркие вспышки. Муки спасения словно напоминание, что всё могло быть гораздо хуже. За них ли мы должны быть благодарны?