Свершив этот глоток, живой мертвец всё никак не мог собраться с мыслями. Практически не моргая, он глядел затуманенным взглядом на потолочное перекрытие в твёрдой уверенности, что деревянные балки не более чем крышка гроба или стенка адской бочки – одной из тех, в которых пытают грешников. Пожалуй, второе было даже более убедительно, поскольку тело бросало в жар, а в ушах явственно слышался смех чертей и гул кипящих котлов. В бреду, хватаясь за последние крохи сознания, мертвец стал лепетать слова молитвы. И спустя какое-то время, они всё же были услышаны. Раздался мерзкий скрип, словно крышку гроба, наконец, отворили, и над несчастным склонился ослепительный ангел.
– Ян, ты очнулся? – беспокойно ворковала голубка, обхватив руками лицо юноши. – Взгляни на меня, ну же!
Страдалец инстинктивно подчинился велениям, пытаясь сосредоточиться на источнике нежного голоса. Давалось непросто: гробовые доски бросались в глаза словно лесной пожар. Однако голос подбадривал, и вот, едва-едва, черты его обладательницы стали различимы.
– Ведьма-а, – прохрипел Ян с усмешкой. – как же я рад…
– Тшшш, – успокаивала Христа. – ты растерял весь дух.
– Я растерял жизнь… – молвил тот и вновь провалился в забытие.
Птицы орали словно сумасшедшие. Они бросались на него со всех сторон, клевали руки, шею, лицо, всё тело. Сердце колотилось в ушах будто бы дятлы выстукивали его ход. Он бежал, не разбирая дороги, пока соловьи и горлинки свирепо выгрызали его веки. Когда же плоти не осталось, он наконец узрел стену. Она была повсюду. Она была прекрасна.
Он рассмеялся, и каменный колодец вторил эхом.
Рассудок вернулся к юноше очередной ночью: в комнате было темно и знобко, как в погребе. Ян инстинктивно попытался разглядеть обитель в пугающем мраке, но будь он даже по природе зорок, в нынешнем состоянии не приметил бы и Христы, что без сил уснула подле ложа, сложив на него свою голову. Стоило юноше пошевелиться, как сиделка встрепенулась и тревожно поглядела на подопечного. Увидевши, что тот бодрствует, девушка порылась в переднике и выудила оттуда кресало и кремень. Через мгновение скромную комнатку осветил тонкий лучик свечного огарка.
– Ян? – с надеждой в голосе молвила сонная Христа.
Ответом ей было лишь нечленораздельное мычание. Однако оно тут же вывело девушку из дрёмы: она вскочила с места и стала пристально разглядывать больного, словно истинный лекарь. Для отчаявшейся то было долгожданным знаком, что дорогой кузен, наконец, пришёл в себя… хотя бы временно.
– Не торопись, возвращение было непростым, – девушка приподняла юноше голову, напоила его солоноватой водой из миски, стоявшей на столике рядом, и, поправив мешок с сеном, заменивший подушку, бережно уложила обратно. – ты наверняка хочешь знать, сколько пробыл без чувств?
Ян моргнул и снова что-то промычал, похожее на утверждение.
– Долго, – тяжело выдохнула Христа. – четыре дня и, судя по всему, четыре ночи. Часто бредил.
Она с тоской посмотрела на плотно занавешенное окно. Но даже так было совершенно очевидно, что на дворе стояла глубокая ночь. От мысли о последней запомнившейся ночи у юноши закружилась голова. На него внезапно нахлынули видения из прошлого: костёр, всадники, стена и бессчетные птицы, кричащие на разные лады. Он зажмурил глаза и пресно просипел:
– Как?
– Как ты очутился здесь? – тихим голосом уточнила Христа. – Чудом. Когда я отыскала тебя, то сперва решила, что опоздала. Но затем услыхала бормотание. Пришлось тащить тебя на еловых лапах до самого города. А тут нас уж приютил трактирщик. Он-то и помог сыскать тебе, ну… кое-кого…
«Священника» – догадался Ян.
– Но как? – вновь повторил больной.
– После похорон пошла за вами… Нагнала к утру… Твоя сумка бесхозно валялась у дороги… Испугалась… Пошла искать… Оказалось, не зря…
Христа говорила с паузами, не решаясь поднять глаза. Ян молчал, переваривая услышанное. Мысли путались, не складывались воедино.
– В общем, раз ты очнулся, то не так уж всё и дурно, верно? – вопрошала девушка, стыдливо опустив голову и нервно теребя передник. – Я…пойми, я уж совсем отчаялась…и я…
В тусклом свете свечи, юноша вдруг отчётливо разглядел сияющие глаза девушки, наполненные слезами. Казалось, что в мгновение плотина падёт и по нежным щекам, словно яблоки, покатятся росинки. И этот её несчастный вид, и её причитания обязательно должны были бы разбудить в нём забытую чуткость, но вместо того, с каждым всхлипом лишь более раздражали. Ян резко прервал кузину:
– Я страшно устал. Поговорим позднее.
Затем он кое-как отвернулся к стене и натянул вонючее одеяло до самых ушей. Христа возражать не смела, по-прежнему сочувствуя грубияну по своей природной мягкости и угрызениям совести в виду сокрытой от кузена действительности.
– Разумеется, – кротко ответила она и вмиг затушила свечу.
Покидала ли девушка свой пост в ту ночь Ян так и не услышал.
Когда студент наконец пришел в себя, стоял день. Занавеси на окне оказались столь плотными, что едва пропускали лучи солнца, которого в такие сезоны и без того не хватало. И всё же света оказалось вполне достаточно, чтобы разглядеть скромную обитель. Грязный деревянный пол был весь пошарпан, а потолок выглядел старым и ненадёжным, и, кроме того, располагался ниже, чем полагалось. Едва ли Ян мог встать здесь в полный рост, но, чтобы то проверить, ему по-прежнему недоставало сил. Из утвари, окрем просторного ложа, в комнатушке присутствовали грубо сколоченная табуретка, трухлявый прикроватный столик и такой же трухлявый сундук для одеж. На столике помимо заляпанного воском подсвечника Ян с удивлением обнаружил принадлежности для письма – по всей видимости позаимствованные у него же из сумки. На одном из листов стояла пара клякс, но остальные оказались абсолютно пустыми.
Христы рядом не оказалось, однако юноша отчего-то был уверен, что долго ожидать она себя не заставит. Несмотря на нездоровый дух, он всё ж готовился выслушать из уст кузины обо всех своих злоключениях. Тем более что, очнувшись от долгого и болезненного сна, в рассудок Яна стали врываться события, предшествовавшие его бесчувственному состоянию, а вслед за тем в голову настойчиво полезли гнетущие мысли и тревожные вопросы. От этих загадок у студента лишь усиливалась боль в висках, но во имя своего спасения он твёрдо определил, что должен разрешить их с помощью Христы или без.
В ожидании спасительницы Ян кое-как уселся в кровати и взялся за письмо. Изнуряющая боль по всему телу не давала сосредоточиться, как и мучавшая юношу жажда. Тряпки, замотанные вокруг запястий, висели лохмотьями и размазывали даже то, что удалось написать с таким трудом. В итоге, когда раздался знакомый скрип двери и в комнату вошла девушка, неся перед собой поднос со снедью, на листке уместилось лишь несколько слов, оставленных дрожащей рукой:
«Я буду дышать, но не по вашей заслуге…»
– Дорогой Ян, ты наконец проснулся! – воскликнула Христа.
– Да, – измученно ответил юноша.
– Чудесно, я принесла нам бульон.
Радостная девушка поставила поднос на столик, и голодный студент вдохнул потрясающий аромат простецкой крестьянской еды. Христа протянула кузену кружку с живительным эликсиром, чтобы он смог утолить жажду. Однако заметив на постели подопечного листы, сиделка изменилась в лице и тут же схватила их, не обращая внимания на возмущенные восклицания автора. Завидев содержание, девушка, что странно, как-то облегченно вздохнула. Не без труда разобравшись в написанном, она смяла исписанный листок и спрятала его в передник.