– Уже лучше, – объявила она бесчувственно. – однако чересчур жизнерадостно.
– Что?! – хрипя возмутился Ян. – Что это значит?
– Я нашла в твоей сумке письмо для матери, – прямо заявила девушка и села на табуретку. – нашла и прочитала. Вернее… попросила кое-кого прочесть.
– Да как ты смела?!
– Смела, поскольку покойникам тайны ни к чему! – воскликнула Христа, гневно сжав руками свои колени.
– Но я не мёртв!
– Откуда тебе знать?!
Ян опешил. Вряд ли кузина вообще хотела поднимать эту тему, по крайней мере так скоро, однако слова вырвались и к возврату не принимались.
– Объяснись! – потребовал юноша.
– Сперва поешь, – примирительно ответила Христа, пытаясь найти точку компромисса.
– Объяснись! – еще суровее повторил Ян.
– Бульон и вправду замечательный, попробуй, – не сдавалась девушка, хоть по ней и было видно, как сильно она нервничает.
– Христа! Я требую, а не выпрашиваю! – непреклонно прохрипел юноша.
Девушка взяла с подноса одну из мисок и принялась трапезничать, будто ничего и не произошло. Такая манера лишь пуще выводила Яна из себя, и в гневе он наобум махнул рукой, которая удачно выбила плошку из рук девушки. Деревянная посуда заплясала по полу, расплескав всё содержимое. Как только миска замерла, на несколько секунд в комнате воцарилась гнетущая тишина.
– Ладно! – наконец ответила девушка. – Хочешь правды?
Ян смотрел на Христу не моргая. Её напряженное лицо вдруг прояснилось, после чего девушка выпалила равнодушно:
– У тебя хворь.
На удивление юноша не стал даже переспрашивать. Он абсолютно не изменился в лице – пусть сердце и подскочило к самому горлу – и лишь коротко уточнил:
– Чума?
– Да, – так же коротко ответила девушка, хоть на этом её голос отчаянно дрогнул.
– А это зачем? – Ян приподнял руки, обмотанные ветошью.
– Ты ранил себя во сне, – глухо ответила Христа. – в горячке раздирал до крови лицо и запястья.
– Я того не помню, – с вызовом сипел больной.
– А хотел бы? – стойко ответила сиделка.
– Почему не позвала лекаря? – не мог угомониться юноша.
– Мне ни к чему выслушивать то, что я и так знаю, – буркнула девушка.
– Да неужели? Ты, как собака, хворь по запаху чуешь?
Возмущенная нахальством девушка, вместо ответа вскочила с табурета и резко потянула вниз воротник ночной рубахи больного: под ключицей алел бутон.
«Mortuus{?}[лат. - Мертвец]» – вспомнил Ян слова убийцы, отказавшейся забрать его жизнь. Их смысл вдруг стал таким понятным и очевидным. Как иронично, что то, что спасло юношу от смерти в лесу, погубит его в тёплой и безопасной постели.
Спесь юноши утихла, предоставляя место бесчисленным вопросам. Ян вдруг задумался, а таил ли лес вообще в себе опасность? Быть может, всадников нарисовало больное воображение? Быть может, легенда о птицах – лишь сказка из детства, затерявшаяся в лабиринтах его воспоминаний? Быть может… Но в таком случае…
– Где же Иоганн и Ерман? – спохватился юноша.
– Полагаю, на оборотном пути в деревню, – безразлично ответила девушка. – али вовсе уже туда вернулись. Иоганн не терпит задерживаться в городе: на его взгляд место прогнило.
– Ты их встречала?
– Пфф! – фыркнула Христа. – Заботишься так, словно не они бросили тебя в чащобах при смерти.
– Так встречала или нет? – нетерпеливо выпалил Ян.
– Не встречала, да и с чего бы? После того, как они обошлись с тобой, желания не возникало.
Сие откровение решений Яну не дало, а лишь усугубило смятие и подозрения. Неужто происшествие в лесу почудилось? Но ведь у костра он ощущал себя в добром здравии! А может и его чувства были горячечным обманом? Но как тогда Ерман и Иоганн могли бросить его одного? Уж кем, а трусами и подлецами называть мужчин не поворачивался язык.
В распоряжении юноши были лишь домыслы и догадки. И все они путали и пугали, вгоняя больного в состояние нервозности и бессилия. Ян зажмурил глаза и потер зудящие виски. Всем своим видом он требовал спокойствия и уединения. Однако, по всей видимости, кузина намёк едва ли поняла. Её раздражающий голос зазвенел в ушах:
– Я всё же думаю…
– Избавь меня! – хриплым голосом осадил девушку больной. – В сей час я в последнюю очередь желаю знать, о чем ты думаешь.
Он тут же пожалел о своей грубости, прикусил язык, но прощения просить не стал. И этот контраст между гневом и стыдом лишь окончательно выбил юношу из колеи, чем не упустила возможности воспользоваться Христа. Девушке надоело терпеть несправедливое к себе отношение. Она подбоченилась и прорычала сквозь зубы:
– Отлично! Пусть твой язык тебя и выхаживает!
На том она схватила поднос с оставшейся миской бульона, положила на него письменные принадлежности и спешно покинула покои. И будь ее руки не заняты, наверняка бы хлопнула скрипучей дверью, чтоб даже стены заколотились от её праведного гнева.
По иронии, как только Ян остался один, чрево громогласно озвучило требования. Студент с грустью поглядел на развёрнутую миску и лужу сытной маслянистой жидкости на полу. Чувствовал он себя не лучше, чем та посудина: совершенно опустошенным. Совсем не так, как положено ожидать от человека его статуса и, в конце концов, студента. Перепалка с кузиной более напоминала стычку меж сварливыми супругами, и данное сравнение вызывало у юноши два абсолютно противоположных чувства: брезгливости и заинтересованности. Как-никак Христа хоть и была птицей низкого полёта – рудной деревенской – всё ж интриговала студента своим пытливым умом и большим сердцем. Но то был вздор, выматывающий вздор. Потому, покачав головой, Ян принялся отвлекать себя, вновь оглядывая комнату в приглушенном свете, который напрягал и без того уставшие глаза больного.
«И почему бы просто не откинуть эти пыльные занавески? – размышлял студент. – Едва ли заря усугубила б течение болезни».
Мысли блуждали, путались, сменяли одна другую. Голова раскалывалась, мышцы зудели, тело бросало в жар. Заснуть юноша не мог, но и бодрствование утешения не приносило. Одиночество тяготило как никогда. У секунд закончился счет, а у произошедшего в лесу – версии. Однако под конец Ян всё ж склонился к мысли, что ни вампиров, ни птиц-убийц на свете не встречается, а потому мерзавцами в тех событиях окрестить допустимо лишь двоих: пьянствующего проводника да тирана-рыбака.
«Смехотворная компания бесов!»
Пожалуй, еще час бредовых разговоров самого с собой, и студент свихнулся бы окончательно в размышлениях о трёх бессмертных смыслах жизни: кровопийцах, сиделках да пыльных занавесках. Диво, но ни чума, ни приближение смерти сердце и ум не трогали. Словно Ян был крайне уверен в том, что неизбежное отступит в последний момент.
Дверь проскрипела. Но за ней нашлась не та девушка. Сперва в проёме показалась головка с любопытными серыми глазищами и копной всклокоченных волос. Завидев, что юноша пребывает в здравии, мадам лукаво улыбнулась и предстала пред ним во всей красе. Мятые пышные юбки да неуместные погремушки на шее без уточнений выдавали в барышне представительницу профессии не самой благородной.
– Госпожа, боюсь, вы ошиблись комнатой, – вяло бросил Ян.
– Ох нет, – задорно прохохотала гостья. – я к вама заглянула, женишок.
– Прошу прощения? – юношу будто ледяной водой окатили. – Вы что-то путаете!
– Никак бредишь, любезный? А я-то думала, твоя прелестница в целительстве толк знает.
Барышня шустро прошагала через всю комнату прямо по разлитому бульону и бесцеремонно уселась на ложе. Нескромно разместив свою ладонь на челе больного, незнакомка без лишних утешений заключила: