– Впервые вижу, чтоб лихорадка так молодчиков гасила. Да не хилый вроде, а так пышешь.
– Госпожа, а вы простите, кто будете? – Ян кое-как избавился от чужой руки и попытался удобнее разместиться для наметившейся беседы.
– А я тутошняя, – дама бесстыдно откинулась, выпятив внушительное декольте и демонстрируя прелестную длинную шею. – комнату у Хельмана снимаю, ну и справляюсь потихоньку.
Юноша молчал, впервые оказавшись в столь деликатной ситуации. По венам супротив воли разливалось желание, которое, меж тем, он настойчиво старался отогнать. Гостью замешательство студента не смущало.
– Но ты не боись, отбивать у молодой не буду, – загоготала куртизанка. – развалишься, поди, во век долг не выплачу! Она ведь такая ревнивица, не так ли?
– Да я и не…
– Ой да ладно, любезный! Я лебедь опытная, и не таких с того света поднимала! Да и ты, известно, не промах!
Meretrix{?}[лат. – шлюха] недвусмысленно подмигнула, на что юноша не мог не возмутиться:
– Да что вы себе… – начал он, но дверь вновь заскрипела. На пороге стояла Христа.
– Что за шум? – запыхавшись вопросила девушка за мгновение до того, как отворить дверь; завидев гостью, она вопрос переформулировала. – Матильда? Что вы здесь делаете?
– О нет, нет, нет, – театрально скривила лицо блудница и спрыгнула с кровати. – я уже ухожу, голубка. Женишок весь твой!
Христа стояла как вкопанная с широко распахнутыми глазами. Мёртвой хваткой она сжимала в руках какую-то тряпку. Матильда кокетливо прошла мимо, не обратив никакого внимания на замешательство девушки, и перед тем, как закрыть за собой дверь, небрежно и играючи кинула: «Tschüssie!»{?}[нем. – Пока!]
Как только шарканье за дверью стихло, девушка хоть и шепотом, но колко предостерегла Яна:
– Осторожнее, кузен, не думаю, что ты хотел бы нажить себе еще и люэс{?}[Устаревшее название сифилиса. От латинского «lues» - зараза.].
– Матильда сама ко мне полезла! – начал было наивно и даже по-детски оправдываться студент.
– И тем не менее, имя ты ее запомнил, – поддела девушка.
Ян что-то промямлил, но в спор лезть не стал. Он надеялся, что за его горячкой Христа не разглядит, как запылали щеки при мысли о бюсте незваной гостьи. Девушка смотрела на кузена пристально и несколько задумчиво, пока, наконец, не проговорила:
– Как бы то ни было, для других он всё ж у тебя есть.
– Кто? – растерялся студент.
– Хворь, что метит глупых и блудных.
– Люэс? – уточнил Ян.
– Да, – подтвердила Христа. – Иначе я б никак не объяснила язвы на твоей шее.
Ян инстинктивно потянулся к воротнику, на месте которого до этого момента зуд едва ли его беспокоил. Едва кончики пальцев коснулись открытой раны, юноша тут же одернул руку.
– Так здесь никто не…
– Не в курсе, что вы принесли черную смерть? – слегка надменно закончила девушка предложение за кузена. – Верно, сударь, не беспокойтесь, ваша служанка о том позаботилась.
– Христа, – словно выброшенная на берег рыба, студент хватал ртом воздух. – я…я не…не…я…
– Весьма красноречиво, Ян, – подытожила девушка, устало растирая лицо ладонями. – но не стоит, я поняла всё и без слов. И прошу тебя, отныне не забывай ценность моей жертвы. Ради нескольких дней твоей жизни я возможно убила десятки невинных. Даст Бог, у врат Господних ты будешь мне свидетелем, иначе не миновать мне ни мук, ни страданий адских за все грехи, совершенные в твою честь.
У юноши ответа не нашлось. Он молча наблюдал, как Христа подняла упавшую миску и принялась убирать тряпкой остатки супа, не успевшие впитаться меж деревянных досок пола. Закончив, девушка уведомила:
– Вернусь через мгновение.
Она собиралась вновь уйти, как вдруг была окликнута несмелым голосом кузена:
– Христа, постой, сперва не откроешь окно? Устал быть во мраке.
– Увы, но мрак – необходимость, а не прихоть, – только и ответила девушка, тяжело вздохнув, после чего спешно покинула комнату, не дожидаясь возражений.
Вечер прошел спокойно. Христа вновь принесла суп, аромат которого буквально вскружил юноше голову. Заметив животную заинтересованность в глазах кузена, Христа просияла, однако улыбка показалась юноше неподдельно вымученной. Впрочем, уточнять причину он не решился.
– Какой яркий цвет, – удивился он, поглядывая на дымящуюся ложку багряной жижи.
– Секретный ингредиент из собственных запасов, – интриговала девушка. – добыть было непросто, уверяю.
– Не смею спорить, – коротко ответил юноша.
Он не отказался от предложения Христы держать миску, но не позволил кормить себя с ложки, пускай его собственные руки и дрожали. Суп оказался густым, комковатым, но невероятно вкусным. Хотелось есть еще и еще. Ян не смутился выгрести похлебку до последней капли. И едва ли удержался от того, чтобы попросить добавку. Глядя на это, девушка искренне улыбалась. Скромно попытавшись скрыть улыбку ладонью, она открыла взору Яна запястье, плотно обмотанное тряпками.
– А это что? Я и тебя ранил во сне?
– Нет, что ты, – поспешила уверить девушка, пряча за шалью запястья. – я всего-то, неуклюжая, порезалась на кухне, помогая готовить суп.
– А разве то не тягота стряпухи?
– Она была крайне мила и позволила помочь удивить тебя.
– Вона как, – удовлетворенно хмыкнул польщенный студент. – что ж, оно того стоило. Я и впрямь чувствую себя лучше.
– О, Ян, я так рада, – Христа вновь заулыбалась, хоть на глаза выступили непрошенные слёзы.
– Ну, ну, дорогуша, ты чего? – поспешил утешить кузен.
– Я…я… – всхлипывала Христа. – я так рада, что… что…
– Ну что за напасть?
– Просто я рада, что тебе лучше, – наконец собралась с силами девушка.
И вправду, дрожь в руках стихла, а настроение больного заметно улучшилось. Суп не иначе как творил чудеса, вдохнув в болезненное тело хоть толику энергии.
– Пожалуй, – согласился Ян. – тебе стоит передать рецепт моей матери.
– Перестань, – зарделась девушка. – не так уж он и хорош.
После ужина Христа зажгла свечу и принялась развлекать родственника историями о простой сельской жизни, а Ян, в свою очередь, припомнил несколько наискучнейших философских трактатов. Неопытной девушке было интересно все, пускай она и понимала лишь малое из того, о чем говорил кузен. Происшествие в лесу, как и «чумную» тему, собеседники тактично обходили стороной, не желая бередить раны. И надо сказать, что на какое-то время все невзгоды действительно были позабыты.
А чем темнее становилось в комнате, тем громче и задорнее делался галдёж за стенами. В единственную в округе таверну, как и каждый вечер, по обыкновению, заваливались пьянчуги и кутёжники с окрестностей. Выпивке меру они едва ли ведали, а потому с каждой опрокинутой кружкой али чаркой игнорировать веселье давалось всё тяжелее. Христу, в отличие от Яна, разгульники почему-то забавляли, и вот, в порыве она наконец проговорилась:
– А ведь до всего я была первым голосом на деревне!
– Неужели? – улыбнулся юноша. – А мне споёшь?
– Ты серьезно? – скептически усмехнулась Христа.
Юноша убежденно кивнул, и девушка не смогла отказать умирающему. Она выпрямилась на стуле, прокашлялась и неуверенно взяла пару нот на пробу. Затем открыла свой чудный маленький ротик и тихонько запела. Ян не признал ни мотива, ни слов, но та нежность, с которой дева извлекала из себя мелодию, тронула его сразу же. Суетные мысли, бушевавшие внутри, претворились спокойным морем. Желание сбежать, исчезнуть, улететь из запертой душной комнаты враз исчезло. Он мирно лежал на подушке и не мог отвести взгляд от прекрасной кузины, от её ротика и огромных тёмных глаз. Прирученное пламя свечи раскачивалось в такт мелодии, словно танцуя: колдовство, не иначе. Когда песня закончилась, слушатель искренне поблагодарил диву, от чего та скромно зарделась.