– Вам не за что извиняться, – поспешила заверить дама. – и между тем позвольте отметить, что пели вы чудесно! Что это за баллада? Прежде никогда не слыхала.
Ерман загордился и лепетал что-то невнятное. Едва ли он сам знал название.
– Ну это… ну как бишь… то есть… – пытался вспомнить он, чеша затылок.
– Народная, – пришел на выручку Иоганн. – без заглавия.
– Ох, жаль, её вряд ли найдешь в Канцоньере{?}[Книги песен Средневековья и Возрождения. Сборники поэзии, преимущественно любовной, составлявшиеся в XII—XVI веках в Европе, как правило, на деньги покровителей поэтов].
Мужики недоумённо переглянулись, не понимая, о чем говорит гостья, что, впрочем, нисколько её не смутило:
– Но, как бы то ни было, там и про колдовство редко встретишь и строчку. Интересную вы, однако, тему выбрали для обсуждений.
– Оно само собой… так… получилося… – тяжко подбирая слова, пробубнил проводник.
– Безусловно, я понимаю. Для легенд и преданий нет места лучше.
– А вы в этом больно, гляжу, разбираетесь? – поддел Иоганн.
– Ведаю их много, это верно. А в каких-то лично принимала участие.
– А собственно, позвольте-таки вызнать, хто вы? – Иоганн скрестил руки, показывая тем самым, что не собирается раболепствовать перед знатью, сия представительница которой доселе не удосужилась даже представиться. Студент вновь хотел возразить, но мужик жестом велел тому смолкнуть.
– Странные времена нынче, – спокойно молвила дама. – вы испили вина, предложенного незнакомкой, признались в еретических пересудах при ней же, и лишь затем истребовали имя. Неосторожно поступаете, сударь.
Иоганн фыркнул, не найдя, что ответить на укол. Незнакомка, меж тем, продолжала.
– Ну что же, раз без представления никуда, зовите меня Йориндой, а моего сопровождающего – Йорингелем. Пускай наш достаток вас не смущает, сегодня мы такие же путники, как и вы. И право обидно, если будем относится друг к другу предвзято.
– Йори́нда и Йори́нгель, – хмыкнул рыбак. – прям на подбор.
На сей раз возмутился Ерман.
– Ну шо ты, Ёган, в самом деле! Дама по-доброму, а ты смердишь, как пень гнилой! – пьянчуга замялся, опомнившись, и поспешил исправиться. – Премного извиняюся, сударыня, не надобно вам такое слухать.
Йоринда коротко улыбнулась.
– Не стоит приятелям спорить по такой мелочи. Вместо того, позвольте сгладить ситуацию и порадовать вас одной занятной легендой. Как раз на ту тему, что вы так живо обсуждали.
– Сказки рассказывать будете? – бросил Иоганн.
– Что вы! – заверила дама. – Сказки основаны на выдумке, а легенды – на истории, что давно забыта.
– И обросла домыслами… – уже спокойнее добавил Иоганн.
– Лишь вы решаете, чему верить. Но, впрочем, если не желаете, можем и умолкнуть.
Допустить того Ян не мог ни в коем случае.
– Нет! – горячо выпалил он, прежде чем Иоганн вставил бы слово. – Мы были бы счастливы послушать всё, что вы хотели бы рассказать.
Ерман, хоть и не так эмоционально, но поддержал юношу, а потому Иоганну только и оставалось, что махнуть рукой. Не найдя в компании опоры, он более не желал спорить.
– Что ж, тогда, – молвила госпожа. – Йорингель, будь любезен, позаботься об удобстве слушателей. Vita brevis, historia longa{?}[Отсылка к знаменитому изречению греческого мыслителя Гиппократа: “Vita brevis ars longa (Жизнь коротка — искусство долговечно). Полностью звучит так: «Жизнь коротка, наука длинна, случай шаток, опыт обманчив, суждение затруднительно”.] [Жизнь коротка - история долговечна].
Мужики, в отличие от Яна, грамоты латинской не изучали, но даже студент не до конца понимал смысл брошенной фразы. Однако понимал Йорингель, для которого она была предназначена. Молчаливый спутник кивнул госпоже и как-то недобро улыбнулся. Он повторно разлил присутствующим вино, после чего устроился рядом с дамой, да так близко, как ни один слуга не дозволил бы себе.
Наконец Йоринда хлопнула в ладоши и объявила:
– Пожалуй, начнём! Ab origine [с самого начала]!
Она внимательно посмотрела на Йорингеля и тот, хоть не промолвил и слова с момента знакомства, вдруг заговорил.
– Истоки той легенды неизвестны, как не ясны и последствия тех роковых событий, – голос рассказчика был низкий, спокойный и несколько убаюкивающий; он сразу же захватил внимание слушателей. – Довелось однажды повстречаться в замке, что стоял посреди дремучего леса, двум сердцам чужой крови: юноше – помощнику заезжего торговца, да деве –дочери местного рыбака. Была та девушка прекрасней всех остальных девушек на свете, да и юноша ничуть ей не уступал. Вот только встречи их не должно было случиться, как не должны были они и обещать друг другу соединиться узами брака. Прознав про это, задумала мать девушки разлучить возлюбленных. И дело её было обречено на успех, поскольку была она ужасной колдуньей. Поговаривали, что похищала колдунья молодых красавиц, которые смели сравняться красотой с её дочерями, да навеки вечные заточала бедняжек, обрекая их на вечное одиночество.
Возлюбленные догадывались, что грозит им опасность, а потому спешили поскорее покинуть и замок, и лес, и всё, что их связывало с тем местом. Они отправились при свете дня, не успев всё обдумать, но чем дальше уходили, тем больше сомнений рождалось в сердце девушки. Слыша, как жалобно воркуют горлинки в ветвях, она расплакалась и была так печальна, что и любимый не смог быть равнодушным к её слезам. В объятьях друг друга забыли они и о времени, и о колдунье, но не о чувстве приближающейся смерти. А когда опомнились, была уж ночь и в абсолютной тишине леса слышались лишь крылья совы – колдунья нагоняла любовников. Дремучий лес казался лабиринтом, но не бросали они веры выбраться из него. По крайней мере до тех пор, пока не наткнулись на стену замка. Того самого, от которого бежали.
Обезумев, юноша принялся колотить стену, да так отчаянно, что оставлял в камне выбоины. И чем яростнее он бил, тем тяжелее становилось сердце девушки. Она разрыдалась ещё пуще, но рыдания вдруг обратились щебетанием, и, обернувшись, увидел юноша на месте возлюбленной прекрасного соловья. Лишь взглянув на птицу лишился несчастный и дара речи, и способности двигаться, и понял он тогда, что колдунья их всё-таки настигла. Однако проклятая пощадила обреченного за любовь дочери, хоть и предостерегла, чтоб не пытался он искать её, и что коли ослушается, то в иной раз уж в живых не останется. Воплотилась колдунья рысью и в зубах унесла соловья. И только когда скрылись они в чаще, освободился юноша от чар злодейских.
Мечтая о мести и воссоединении с возлюбленной, бродил несчастный вокруг замка девять дней и ночей. Замок был опечатан ворожбой и более не дозволял юноше войти, пока наконец не повстречал он ночью в лесу другую дочь колдуньи. Он сразу смекнул, как открыть себе путь в замок. Бедняжка собирала травы и до последнего не видала, как склонился над ней сам рыцарь смерти. Чайная роза стала алой, как и руки, в которых она угасла.
Преград не стало. Ворота замка отворились перед убийцей словно пред хозяином и другом. Жители замка в страхе расступались при виде чудовища, несущего на руках жертву. Лишь по жемчужному украшению на шее, признали они в ней одну из дочерей рыбака.
Само сердце подсказывало проклятому, где искать колдунью. Вошел он в зал с сотней и тысячей клеток, а в каждой – прекрасные птицы. Бросил он к ногам колдуньи тело любимейшей из дочерей и потребовал тотчас вернуть ему ту, за которой пришел. Однако злодейке терять было нечего. В горе и ярости она проклинала юношу, но ни одно её слово не могло остановить его. И тогда пообещала колдунья, что отпустит обоих, ежели найдет он средь семи тысяч птиц ту самую. Юноша закрыл глаза и стал слушать, пока не услышал сквозь слёзы и мольбы запертых пленниц одно единственное признание в любви.