Сказка четвёртая: Любовь
Он всё ещё помнил. Он помнил.
Её волосы сияли золотом в солнечном свете, заполнявшем совсем крохотную комнату. Она стояла у окна, тёмная волшебница, жестокая волшебница. В одеждах светлых, мягких на восприятие цвета: слоновая кость в кружевах, бежевые складки юбки. А ручки её белые были все в крови, стёртой, смытой, но видимой каждому, кто знал, что она сотворила. Вечно без туфелек… босыми ножками она попирала пыльную землю. Зеленеющей жутью полыхал её взгляд, а за нею – тайное знание.
Он счёл бы своё чувство больным, если бы не знал, что любит другую. Думал бы, что попал под действие чар, если бы не был уверен: она никогда не заклинала людей. Девочка нежная, маленькая, сколько ей было тогда? Сколько было принцессе, когда скрывалась она в его доме, мятежница?
Он помнил. Помнил, как одну лишь награду просил за помощь свою. Лишь одну, но бесценную – правду.
Она стояла у окна, умножая дневной свет своей светлой красотой, и если бы он не знал наверняка, не догадался бы, что за плечами её выжженные поля и человеческие кости в золе. Она всегда была честна, почти во всём, лишь одно утаивала ежечасно, но пришёл час рассказать обо всём. Потому что всегда своё слово держала, и раз уж за помощь его нужно было платить… платила, не увиливая.
– Жил-был король, – говорила она, играясь со своими золотыми локонами, – был он всеми любим, чтил законы, народ свой любил.
Так она говорила. А он видел только тонкий силуэт у светящегося днём окна и яд. Шипучее зелье плескалось в глазах изумрудных, томно прикрытых. Она продолжала:
– Был король тот помолвлен с красавицей дивной, непрестанно ловил её взгляд, но напрасно, той лишь нужен был трон и венец драгоценный...
Их король и впрямь был безумно влюблён. Его страсть и жар не смогли погасить предостережения мудрых старцев, твердивших без умолку: нельзя допускать род волшебный до власти. А красавицей избранной стала как раз чародейка, прекрасная, сильная, гордая. Наследница рода, в неё вложили все свои знания и умения колдуны и ведьмы, которых прежде всегда держали в узде. Но король был ослеплён, а после обаянию его невесты поддались и придворные, знать, подчинённые. Всё королевство ослепило её сияние, а во время празднования долгожданной свадьбы не было ни единого человека, который был бы трезв или грустен.
Но не прошло и полгода, как король начал чахнуть, таять на глазах. А королева… А что королева? Умело играла она роль заботливой супруги, что стремится направить и силу свою, и свои знания на исцеление мужа. Ловко она обвела вокруг пальца приближённых, заставив поверить в любовь, которой никогда и не было. Королева знала, что не получит власть над землёй и народом так просто, умна была и расчётлива, и потому, пересилив себя, она зачала от больного короля. И ежедневно, почти ежечасно, творила злое волшебство, заклинала звёзды, меняла направления течения рек, говорила с земными демонами, делала всё, что было в её силах ради одного: должен был родиться наследник, безвольный и слабый, что откроет дорогу к цели заветной. Чтобы стала она восседать на престоле королевой и матерью, связанной кровью и законом с умирающим мужем. Так и вышло. Родился ребёнок, мальчик, наследник, нездоровым спокойствием он удивлял своих нянек и лекарей.
Годы шли, а король всё слабел, не вставал с постели, разлюбил солнечный свет. И в сердцах подчинённых поселилась тяжёлая неизбежность, ожидание конца. А чародейка ликовала, любила она запираться в башнях высоких, оглядывала свысока свои владения, а ещё себя – в зеркалах. Непрестанно поддавалась гордыне.
– Не было волшебника, что был бы сильнее её. Не было женщины, что была бы красивее, что могла бы лишь взглядом зелёных очей подавить железную волю. Где такую найти? Нет нигде таковой: белокожей, прекрасной и златовласой, – продолжала мятежница, гневом сверкали глаза её. Он молчал, превратился в ожидание и слух.
Совсем уж немного осталась королю, только фальшивой нежностью жив был, а чародейка задумала подарить напоследок ему второе дитя, которое лишь укрепит её будущий статус. Так размышляла: родится пусть дочь, пусть растёр, расцветает, чтобы позже стать заложницей мира, родством меж странами укрепляя границы. И снова королева читает заклятия, ритуалы проводит, последние жизни крохи вытягивает из короля… То уж и спит постоянно, не в силах удерживать разум вне снах зачарованных. И прошли с момента решения нового всего две луны, в чреве жизнь зародилась. Но случилось вдруг что? Королеву-волшебницу окутала невиданная мощь, и поступь её заставляет содрогаться седые великие горы, а ночами чародейка сияет новой луной, рассеивая даже самые плотные тени. И в кратчайший срок королева смогла заковать волю всех подчинённых в магии цепи, превратив всех людей во дворце в послушных и верных рабов. И в припадке жестокости и мнительности истребила королева все тех, кто хранил в себе к магии ключ. Чтобы ни одна живая душа не покусилась на её власть. И могло быть великим зла торжество, если бы не стали одолевать жестокую волшебницу сомнения: вдруг этот всплеск её силы из-за дочери нерождённой, но сильной уже, представляющей несомненную опасность. И оставшийся срок королева боялась, что затмит её саму дочь своими умениями и красотой, хотела убить в себе конкурента, но могло это силу прервать – уж слишком сильна была была связь, могла обратиться против неё же. Лишь к концу бремени успокоилась чародейка, через магию свою узнав, что несёт в себе жизнь не одну.