Таисия поделилась с Пётром своими размышлениями об этом, рассказала о своих «видениях», о силе, что помогла ей спасти его мать. Пётр же лишь качал головой, то ли отрицая её идею, то ли всё еще не понимая себя.
- Утро ночи мудренее, - закончила свои убеждения Таисия, и полезла на печь.
Пётр продолжил сидеть, раскачиваясь, как будто и не заметил ничего.
Ближе к полуночи, он встал и вышел на улицу. Было морозно, подсохшая трава хрустела под ногами, но, не замечая, как мерзнет, как пачкаются домашние войлочные боты, он шел к хилому кресту, что стоял на пригорке в двухстах метрах от домика. У подножия креста, сколько он помнил, всегда были гирлянды из цветов или сухостой. Таисия непременно навещала могилу и ухаживала за ней.
Пётр встал лицом к кресту и заговорил.
- Здравствуй, я пришёл спросить, всё ли у тебя хорошо, не нужно ли помощи, или письма кому-то, - слова лились из него так, как будто, он читал их с листа. – Может дело, нужно какое исправить, или вещи передать. Всё исполню, что в моих силах будет!
Выговорившись, он поклонился до земли и ушёл обратно. Спал в ту ночь он крепко и без сновидений.
На утро, плохо спавшая, в отличие от него Таисия, открыла свой сундук, и долго-долго искала в нём новую тряпицу для скатерти, которой хотела покрыть стол. Она вытащила почти все свои сокровища: отрезы, новые шали, тёплые размахайки, и старый потрёпанный молитвенник. Гора вещей по ним начала проминаться и соскальзывать, и рухнула прямо на всё еще спящего Петра.
От неожиданности он подскочил. Таисия ринулась подбирать рухнувшее шмотьё и сбрасывать его обратно в сундук. Молитвенник упал на пол и раскрылся на заложенной письмом странице.
Петр посмотрел на книгу, потом на Таисию. Та замерла. Старуха поняла, что взгляд у Петра нездешний, не его. Ей стало страшно, но только на секунду.
- Его книга? - хриплым спросонья голосом спросил Пётр.
Она кивнула. Подняв, сначала письмо, отлетевшее в сторону, потом молитвенник, Пётр больше ничего не сказал. Заглянул в конверт и вытащил листок, на котором от времени поблёкли чернила. Почерк был с завитушками, округлыми буквами, как будто писать автора письма учили еще задолго до того, как появились первые книги.
«Милый мой, незабвенный Игнат! Спешу сообщить тебе, что у меня родился сын. Крепкий мальчик. Светловолосый и светлоглазый, как ты. Ему скоро уже минет годик. Он начинает вставать на ножки и, цепляясь за мои пальцы, старается шагать.
С тех пор, как ты уехал, я ни на минуту не прекращаю молить Бога, чтобы он помог тебе простить меня и дал тебе сил вернуться».
Дальше буквы совсем расплывались, как будто, кто-то капнул на лист воды.
- Чужое же, - робко сказала, стоящая рядом Таисия.
Пётр вздрогнул. Передёрнул плечами, обозначая, что сейчас это неважно, но читать не продолжил, а только взглянул на конверт с обратным адресом. Адрес был ему знаком. Он проходил мимо этого дома каждый день. Когда возвращался к себе. Это был дом знатного человека с совершенно белыми волосами. Пётр не знал как его зовут. Просто несколько раз видел как тот, выходил из дома со своей рыжей собакой.
Пётр погрузился в размышления. С одной стороны он осознавал, что письмо – ответ на его вчерашний вопрос, но с другой он всё еще не понимал, чего же от него хочет мироздание и дух Игната. Что он может сказать этому беловолосому хмурому господину? Да и пустят ли его к нему на порог?
- Баба Тася…
- Да? – ответила тут же старушка, до сих пор смотревшая на него молча, с мольбой и жалостью.
- Я пойду. Пока снег не упал, - спокойно закончил Пётр, и начал собираться.
Одежды тёплой у него почти не было, да и из вещей брать ничего у старухи он не стал.
Она накормила его обедом, и он ушёл. Таисия до вечера не могла найти себе места. Она, столько лет прожившая в полном одиночестве, начала привыкать к тому, что теперь рядом с ней есть живая душа. Ни кошек, ни собак она рядом с собой никогда не держала, хотя это приносило бы больше пользы, чем беспокойства. Одиночество, как она считала, было её наказанием. Никакие годы не смогли стереть из её памяти тот пожар, но еще хуже, что и тот зов, который настиг её в лесу, но на который она не стала реагировать, она забыть не могла.
А тут Пётр. Шли месяцы, и она свыклась с тем, что он рядом, успела поверить в то, что рядом и останется. После того первого разговора о снах, она убедила себя, что теперь это навсегда.
На прощание он даже не сказал, что вернётся. Ничего не сказал. Крепко обнял её и ушёл. А она стояла, опустив руки, и смотрела туда, где он скрылся, пока не замёрзла окончательно.