— Шило кое у кого в одном месте, — засмеялась Ольга, поднимаясь со своего солнечного, насиженного местечка.
Почва оказалась плотной, тяжеловатой, лопата входила в неё трудно. Одуванчики — жёлтыми пушистыми кружочками; некоторые ещё не раскрылись, только-только вылезли. Комья падали, Ольга рубила их, рассекала, измельчая. Кряхтела, выкапывая одуванчики и подорожник, пырей, крапиву, парочку кустиков мелиссы...
— Ой, мелиссу только не выкидывай! — встрепенулась Алиса. — Её надо пересадить в другое место, пусть растёт! Будем потом сушить и чай пить.
Себе она тоже нашла дело по силам: подвязывала вольно раскинувшиеся и свесившиеся до земли кусты малины к старым, кое-где поломанным шпалерам. Потом, надев перчатки, ползала в малиннике и выдирала молодую крапиву. Опиралась Алиса на здоровую руку (более ответственная задача — поддерживать вес тела), а крапиву драла второй, захватывая жгучую траву тремя пальцами. Лёгкий холодок дрожи пробежал вдоль позвоночника: не судорога, а так, напоминание. За последний год состояние не только не ухудшилось, но, как ей казалось, даже стало немного лучше — всё благодаря упорной работе над телом и лечению. Мизинец с безымянным, заразы такие, не всегда участвовали в захвате крапивы (всем лежать, листья за голову, лицом в землю!), но иногда всё же делали занятой вид. Мол, ага, и мы тоже.
Подстелив на землю старое детское одеяло, обнаруженное в ящике с хламом, Алиса сидя втыкала в готовую грядку купленный накануне лук-севок (корешками вниз! — пару раз перевернула). Ольга, вспотевшая от работы, опиралась на лопату, и в уголках её глаз притаились лучики улыбки. На майке проступили тёмные пятна влаги, прядки волос прилипли ко лбу. Мелисса была пересажена, кустики обильно политы — в стороне от грядок, в полутени кустов смородины.
Уличный термометр показывал двадцать два градуса. Присев на перевёрнутое ведро, Ольга пила сваренный Алисой кофе, волосы на висках влажные. Лучиков её взгляда Алиса ждала, как солнышка. И всегда дожидалась, получала желаемое, и сердце откликалось волной чего-то огромного, светлого, крылатого. У сердца — крылья.
Алиса пила чай, сидя на одеяле в тени Ольгиной фигуры, как под крылом. Надёжно и спокойно было ей, рассеялись остатки тревоги, забылись страхи, даже то чувство кабачковой беспомощности стало далёким, нереальным сном, растворяясь в безоблачной небесной синеве. Кажется, солнечный свет уменьшает депрессию? Вряд ли панацея, но пусть хотя бы так. Не повредит уж точно. И солнце щедро лилось сверху на Ольгу, на её открытые плечи, спину, шею. Бицепсы в расслабленном состоянии не так уж выпирали, но сила в очертаниях чувствовалась всё равно. Красивые руки. Делала становую тягу со штангой в шестьдесят кило; для неё поднять сорок четыре килограмма Алисы — раз плюнуть.
Алисе нравилось, как проступали вены под кожей, как золотился пушок на предплечьях в солнечных лучах. Эти руки обнимали бережно, но крепко. Светлые пряди блестели сверху, бока и затылок были русыми: в марте Оля решила наконец закрасить седину. «Выглядеть по-человечески». Морщинки у неё были только в уголках глаз, так что окрашивание пошло ей на пользу, сразу минус пять-семь лет. Косметикой она не пользовалась вообще, не любила даже брови выщипывать, но Алиса укладывала её под лампу и орудовала пинцетиком. (Кстати, неплохая регулярная тренировка мелкой моторики для неё самой). Ольга только шипела, морщила брови и вполголоса говорила: «Ау».
С зубами тоже было много хлопот. Курение и кофе сказались не лучшим образом: кариес и желтизна, камень. Но постепенно со всеми проблемами справились: лечение, чистка, отбеливание — и улыбка Ольги теперь сияла не хуже, чем у кинозвёзд. Это заняло около года.
Была ли во всём этом заслуга Алисы? Она предпочитала не превозносить себя. Но выглядеть Оля и правда стала гораздо лучше, и больше всего пользы приносила физическая нагрузка. Ну и отказ от курения, что уж там.
Всё это Оля сделала сама. Но не будь Алисы — сделала бы?..
Алиса гнала червячков самодовольства. Она просто радовалась и любовалась Олей. И гордилась ею. Если поставить рядом фотографии «до» и «после» — разница казалась поразительной.
Дров, кстати, на момент заселения на дачу не было, и Ольга на всякий случай нашла в интернете объявление о продаже. Меньше одного кубометра не продавали, пришлось взять — уже колотые, в мешках. Может, и не так часто будет возникать в них надобность летом, но для бани сгодятся. Алиса парилась в настоящей деревенской бане очень давно, у бабушкиной старшей сестры, ныне уже покойной бабы Лены. Ей вспоминалось то ощущение чистоты, расслабления и какой-то лёгкой, не беспокоящей пустоты. Как перезагрузка души. Всё с чистого листа: мысли, чувства, намерения.