– Я не хочу быть приложением к мужу, как ты не понимаешь! – Беллатрикс заметалась по комнате, в бессильной злости опрокидывая стулья. – И если ты сейчас скажешь, что когда рожу, вся эта блажь у меня пройдет, то я тебя прокляну. Видит Мерлин, прокляну!
Она усилием воли подавила вспышку бесполезного гнева и встала напротив сестры, сложив руки на груди; та покачала головой:
– Не понимаю твоего ужаса перед замужеством. Просто не понимаю. Рано или поздно любая чистокровная волшебница обязана выйти замуж и продлить род. Нас слишком мало. – Андромеда спрятала кисти рук в широких рукавах своей свободной домашней мантии. – Белла, иногда мне кажется, что это я старшая сестра, а не ты. Нарси, кстати, обручена с шести лет с наследником Малфоев и ничуть не переживает по этому поводу.
На Беллатрикс снизошло безразличие. Из нее будто выпустили весь воздух, стоять стало до невозможности тяжело. «Будто находишься на дне океана», – отстраненно подумала она.
– Белла? – обеспокоенно спросила Андромеда.
– Все хорошо, Меди. Иди к себе, отдыхай. Я, наверное, просто переволновалась.
– Я вечером зайду.
– Конечно, – тут же согласилась Беллатрикс и слабо улыбнулась. – Надеюсь, к тому времени твоя мигрень пройдет.
– Я тоже надеюсь. Ненавижу ее! – Андромеда улыбнулась в ответ и вернулась к себе.
Пять шагов до кровати показались Беллатрикс бесконечными. Она рухнула плашмя и раскинула руки: выхода из ситуации, становившейся день от дня все отвратительней, не было. И уж точно не стоило грузить проблемами сестру, которой до выпуска из школы еще целых два года – даст Мерлин, ей найдут хорошего жениха и она обретет с ним счастье. Их с Нарси воспитанием больше занималась мама, а отец всегда больше любил старшую, позволял ей много больше, чем остальным.
– Папа, папа, – Беллатрикс перекатилась на спину и уставилась на балдахин, – это очень жестоко, знаешь ли. Сначала дать познать вкус свободы, а потом…
Шесть недель до свадьбы пролетели как один миг. Никогда еще Беллатрикс не ощущала ход времени так остро. Казалось, каждая минута, прежде чем кануть в небытие, старалась ускорить бег своих товарок. И часы, вот только что бившие полдень, уже показывали время обеда. Ей хотелось насладиться последними мгновениями свободы, а мать тянула к модистке или требовала писать сотни приглашений:
– Не смей пользоваться самопишущим пером, это невежливо!
У нее спрашивали мнение о пустяках и не давали высказаться о чем-то на самом деле важном. Поэтому она мстительно пошла к алтарю в отчаянно не идущем ей платье. Зато белом. Зато с фатой. Но оно катастрофически не сочеталось с оттенком ее кожи и делало лицо сероватым и нездоровым.
Обиднее всего оказалось то, что гости ничего не заметили. Только отец, ведя под венец, похлопал по руке и сказал:
– Бедняжка, ты так переволновалась. Ничего, сегодня все закончится.
Беллатрикс едва не рассмеялась, настолько точным было отцово определение. Действительно, сегодня можно было перечеркивать прошлую жизнь жирным крестом, а что ждет ее в новой – один Мерлин ведает.
Саму свадьбу она почти не запомнила, разве что поцелуй уже мужа после того, как обручальное кольцо сдавило фалангу безымянного пальца. Кольцо было чуждым, как и этот мужчина, который смял ее губы властным поцелуем. После него хотелось прополоскать рот, но Беллатрикс усилием воли сдержала рвотный позыв и даже нашла в себе силы улыбнуться.
Гости осыпали молодоженов лепестками и зернами, желали счастья, и каждый считал своим долгом добавить про «побольше деток», отчего новобрачная еще сильнее ощущала себя племенной кобылой. Сработавший около полуночи портключ показался избавлением. Головная боль к этому времени стала настолько сильной, что из правого глаза непроизвольно вытекла слеза.
– Не плачь, милая, – Рудольфус самодовольно похлопал ее по заду, вызвав очередную волну омерзения, – конечно, тяжело расставаться с родными, но привыкнешь.
– Спасибо, – выдавила из себя Беллатрикс, – у меня очень болит голова, можно мне зелья?
– Милая, все болезни от нервов. И нет такого женского недомогания, которое бы не лечилось крепким мужским членом. Правда, Рабастан?
– Ты как всегда прав, братец, – младший Лестрейндж вальяжно раскинулся на диване в гостиной, куда молодоженов перенес портключ.
Небрежность в одежде была скорее намеренной, чем случайной. Расстегнутая мантия, развязанный галстук и видневшаяся полоска обнаженной кожи между расстегнутых пуговиц белой сорочки – это явно было частью плана. Но какую цель преследовал при этом Рабастан Беллатрикс понять не могла. Смутить? Напугать? Показать место? Последнее казалось более похожим на правду.
– Дорогой деверь, – ядовито сказала она, – вы бы хоть прикрылись, а то неприлично…
– Ах, дорогая Беллатрикс, – Рабастан, играя мускулами, стек с дивана, – я же все-таки у себя дома. И давай без церемоний, вскакивать каждый раз при твоем появлении я не собираюсь. Он шутовски раскланялся.
– Позер, – фыркнул Рудольфус, расстегивая парадную мантию и кидая ее на ближайшее кресло. – Ну что, отметим радостное событие в узком семейном кругу, пока молодая жена чистит перышки?
– Да, это никогда не помешает. На свадьбе кроме мерзкой шипучки выпить было нечего. Флип, проводи госпожу.
Появившийся домовик в чистой и старательно отутюженной наволочке поклонился и схватил Беллатрикс за руку. Через мгновение она уже оказалась в незнакомой спальне, где удушающе пахло лавандой и стояла полуразобранная постель. Домовик с громким хлопком исчез, оставляя молодую супругу разбираться со всем саму.
Она прошлась по комнате. Немного мрачная, но вполне современная – вынесла вердикт Беллатрикс. По крайней мере, вкус у мужа или его предков был. Строгая классика приятно грела душу и напоминала о родном доме. Одна дверь из спальни вела в гардеробную. Часть шкафов пустовала, другую часть занимала мужская одежда. Наверное, ее вещи еще не доставили.
Беллатрикс прошла в ванную комнату, которая по размеру не уступала спальне и почти половину ее занимала огромная ванна, установленная на когтистых лапах из меди. Гиппоргиф? Дракон? Грифон? На долю секунды Беллатрикс пожалела, что в школе не выбрала уход за магическими животными. Она умылась и долго стояла, бездумно глядя в большое зеркало.
Руди все еще не было. Наверное, пьянствовал с братом внизу. Она поискала в гардеробной хотя бы ночную рубашку мужа, но он, видимо, предпочитал обходиться без них. Домовик не отзывался, вряд ли хозяева со всеми предсвадебными хлопотами озаботились проведением ритуала, пришлось взять обычную мужскую сорочку – не спать же в платье. Беллатрикс приоткрыла окно, с улицы потянуло сыростью, и она поскорее нырнула под одеяло. Повозилась, устраиваясь и прислушиваясь к тому, что происходит в доме. До спальни не доносилось ни звука. Только квакали за окном лягушки, намекая на скорый дождь.
– Так-то ты ждешь дорогого мужа!
Беллатрикс рывком села в постели, разбуженная шумом. Рудольфус и Рабастан стояли, обнявшись, возле кровати.
– Ты пьян.
– Конечно, – Рудольфус и не думал отпираться. – У меня есть повод, правда, Басти?
– Ес-тес-твен-но, – по слогам произнес тот и взмахнул рукой.
Темное уродливое пятно на предплечье привлекло внимание Беллатрикс, и она проследила за ним глазами, силясь рассмотреть подробно.
– Это знак, которым одаривает наш господин особенно преданных слуг, – Рабастан плюхнулся рядом и сунул ей под нос руку с отвратительной татуировкой.
– Метка, – Рудольфус показал свое предплечье, на котором красовалось такое же сомнительное украшение. – А зачем ты надела рубашку Басти? – он потянулся к пуговкам, застегнутым до самого горла.