– Лицо спрячь, вперед не лезь, заклятия бросай с умом, редких и родовых не используй, – учил Антонин шепотом, пока они шли к месту, где был назначен общий сбор.
Она кивала и куталась в великоватую мантию. В этом году зима наступила рано, и настойчивый северный ветер выдувал из-под одежды остатки тепла.
– Разделяемся на группы по шесть человек. Первой командует Каркаров, второй – я, – Яксли уверенно руководил сбившимися в кучу людьми. – Через три минуты срабатывают портключи. Напоминаю, что акции должны начаться синхронно в разных частях Лондона и деморализовать противника. Никакой жалости! Это демонстрация силы!
Долохов потащил Беллатрикс к группе Каркарова, но она замешкалась, споткнулась о ком мерзлой земли и они опоздали. Яксли торопил, размахивая увесистым канделябром-портключом. Рабастан первым протянул руку, остальные торопливо последовали его примеру. Беллатрикс тоже сжала пальцы на медном рожке, и почти сразу портключ перенес их группу в тихий маггловский район.
Было тихо. Где-то лениво брехал пес.
– Сюда, – Яксли повел их дому, стоявшему особняком, и запустил в небо уродливый знак.
Невдалеке собака захлебнулась лаем и перешла на вой, время от времени срываясь на жалобный скулеж.
– Вперед! – Яксли заклинанием разнес входную дверь и первым ворвался в дом.
Антонин чуть придержал Беллатрикс, пропуская вперед Басти и еще двоих из группы. Полуминутной задержки хватило, чтобы, войдя, они оказались в просторном холле одни, не считая растерзанного детского тела на полу у подставки с зонтами. Сверху доносился шум, кто-то тонко и надрывно кричал.
– Наши пошли наверх, давай проверим кухню, – прошептал Долохов и потащил ее куда-то вбок.
Беллатрикс не сопротивлялась. Ей казалось, что это страшный сон, нужно только проснуться, и все прекратится…
– Пей.
К губам прижалось горлышко походной фляжки. Она послушно сделала глоток и задохнулась от непривычной крепости напитка. Лучше не стало. Во рту сохранялся гадкий вкус желчи, как еще Долохов с ней разговаривает после того, как ее вывернуло прямо ему на ботинки.
– Пей, Белла, пей. В первый раз всегда так… Мерзко.
Она торопливо сделала еще пару глотков. Дикое напряжение и ужас постепенно отпускали, но отвращение к себе никуда уходить не собиралось. Ей казалось, что теперь всю оставшуюся жизнь перед глазами будет стоять лицо зареванного белокурого ангелочка, который прятался на кухне в стенном шкафу.
– Что, и никаких «я тебе говорил» не будет? – глухо спросила она.
– Упреки или раскаяние – какой теперь в этом смысл? Пути назад нет, – Долохов глотнул из фляжки сам, поморщился.
– Я подняла палочку на ребенка, – бесцветно сказала она. – Ты можешь найти в этом смысл? Сколько ему было, лет пять? Лорд воюет с детьми?
– Не разочаровывай меня, Белла. Не заставляй считать дурой. Это всего лишь акт устрашения.
– Ах, даже так!
– Мы могли друг перед другом делать вид, что не знали про ребенка в шкафу. Не слышали, как он всхлипывает, шевелится и источает флюиды страха. Перед друг другом, Белла! Не пред Яксли. Ты видела труп в прихожей? Ты слышала, как кричали перед смертью наверху его родители? Что заставляет тебя думать, что этот малыш умер бы иначе? Тебя проверяли, ты проверку прошла. Яксли доложил лорду. Теперь радуйся – ты полноценный член нашего сообщества палачей и убийц. Повязана кровью, как и все мы. Поздравляю!
– Я не хочу! – Беллатрикс разрыдалась, после долгой паузы Антонин крепко обнял ее и прижал голову к плечу.
– Поздно. – Шептал он. – Слишком поздно. Можешь утешить себя тем, что малыш умер мгновенно. Он теперь на небесах вместе с родителями.
– Ненавижу, ненавижу, как же я его ненавижу!
Долохов не стал уточнять, кого именно. Слишком много кандидатов было вокруг на такое искреннее чувство.
– Белла, жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Помнишь царя Соломона? Все проходит, и это тоже пройдет.
– Вот только когда…
– Иди, Белла. Тебя ищут, будь осторожна и помни о защите разума.
Она отстранилась и долго смотрела в прозрачные голубые глаза.
– Белла, что же ты делаешь, – он судорожно стиснул ее в объятиях и поцеловал податливые, соленые от слез губы.
Беллатрикс всхлипывала и цеплялась за широкую спину, понимая, что сама бы не поставила на свою жизнь ни кната и что кроме Долохова ей положиться не на кого. Что никому из нового круга общения нет дела до миссис Лестрейндж, что Руди и Басти плевать на нее и что родителей и сестер посвящать в такого рода проблемы последнее дело.
***
Она не помнила, как добралась до спальни, где над лежащим неподвижно братом бестолково суетился Рабастан.
– Явилась наконец? – неприязненно спросил он.
– Что с Руди?
– Я же не целитель!
Беллатрикс пожала плечами. Кто виноват в том, что этот болван подставился? Кто виноват в том, что из-за возможной огласки нельзя обратиться в Мунго?
– Сделай же что-нибудь!
– Я тоже не лекарь, – но все же подняла палочку – нескольким базовым заклинаниям для диагностики их учили в школе, считая, что будущим матерям пригодится. – Ничего страшного нет.
– Говоришь так, будто страшно разочарована этим обстоятельством, – прошипел Басти, кажется, не поверив.
Криво улыбнувшись и не испытывая веселья ни на гран, Беллатрикс снова пожала плечами: не спорить же.
– Кроветворное, заживляющий бальзам, – перечисляла она. – Укрепляющее еще можно.
– Укрепляющего нет.
– Попробую сварить, – Беллатрикс постаралась не заметить удивленного взгляда мужа и поскорее ушла: сидеть у постели больного, проявлять милосердие и ухаживать за ним было выше ее сил. Гораздо лучше запереться в лаборатории и побыть одной, успокоиться и попытаться забыть.
Зельеделие не терпит суеты и посторонних мыслей. Беллатрикс, ругаясь как портовый грузчик, очистила котел от очередного неудачного эксперимента. Нужно было всего лишь успокоиться, но никак не выходило. Мысли упорно возвращались к ребенку, которого пришлось заавадить. Сколько ни убеждай себя, что выхода не было, что если не ты, то тебя, но легче не становилось. А еще зародыш, растущий в чреве… Что ждет его с такими родителями, и кем станет он сам? Беллатрикс потрясла головой: хорошо Долохову говорить про защиту разума, это-то как раз меньшая из всех проблем. С укрепляющим так ничего и не вышло. Даже облегченный вариант, которым пользовались, когда времени готовить полноценное зелье не было, получился отвратительным. Возвращаться с пустыми руками было нельзя. Кое-как осилив приготовление настойки из растопырника и ускорив ее созревание магией, Беллатрикс вернулась в спальню.
– Прости, Руди, но я не очень хороший зельедел.
– Я не знаю, что ты сварила, но пить это не буду. Укрепляющее уж точно не фиолетового цвета!
– Зато настойка растопырника как раз фиолетовая, – процедила Беллатрикс. – Я старалась, между прочим. И советую принять эту мордредову настойку, пока я сама не влила ее тебе в глотку!
– Эй, потише! – Рабастан попытался оттащить ее от постели брата. – Откуда мы знаем, вдруг ты отравить его решила? Или случайно не то положила, – он попытался немного смягчить первое высказывание, но не преуспел.
– Открой справочник, олух! Настойка каноничного фиолетового цвета!
– Не ори! Я не буду принимать это зелье, – Рудольфус попытался приподняться, помогая себе руками, без зелья восстановление шло плохо, и он прекрасно знал, что проваляется в кровати не меньше недели. – Пока сама не выпьешь половину…
Беллатрикс смотрела на обливающегося потом от слабости и боли мужа. Злобная усмешка сама собой наползала на лицо, и прогнать ее не было никакой возможности.