─ Какая же ты голодная, зайка…
Мне кажется, мы оба сейчас взорвёмся. Каждая мышца в теле горит, но мне хочется, чтобы наша кожа соприкасалась, чтобы быть так близко, как это вообще возможно, ведь я не знаю, сколько времени у нас двоих в запасе, чтобы побыть вместе. Вот так…
Уловив моё желание, он ускоряется, двигая бёдрами быстрее, целует шею и проводит по коже языком, а меня пронзает первобытным чувством. Я сама подставляюсь для укуса, показываю свою уязвимость, не отдавая себе отчёта в своих действиях, и напрочь забываю о том, как опасна эта игра.
Укуси меня… Поставь метку и сделай своей…
Почти произношу это вслух, признавая своё полное поражение, но лёгкая боль в запястье отрезвляет именно в тот момент, когда меня почти бьёт в предоргазменной лихорадке, а Дем едва не вонзает в меня свои клыки, сам с трудом удерживаясь на грани.
─ Остановись, ─ прошу не своим голосом, отталкивая его, упираясь ладонями в каменную грудь, и ощущаю, как напряжены его мышцы.
Рисунок пылает серебром, пульсирует, давая понять, что Эл уже в курсе о моём досуге в его отсутствие, и будет настоящим чудом, если жених не явится прямиком сюда, чтобы учинить расправу.
─ Что, боишься, как бы твой ушастый женишок не пришёл бить мне морду? ─ звучит уязвлённо, бросая жуткий взгляд на метку, и мне странно это слышать, ведь он не может всерьёз ревновать меня к эльфу. Я для Дема сейчас практически незнакомка.
─ Дело не в этом… ─ птытаюсь объясниться, но понимаю, что всё прозвучит, как оправдание, и мне делается тошно от самой себя.
─ Или ты боишься, что со мной можешь слететь с катушек? Знаешь, зайка, врать себе – худшее, что ты способна с собой вообще сделать. ─ Снова наклоняется, на этот раз пленяя мои запястья и заводя их же над моей головой. ─ Но меня в этой ситуации бесконечно радует только одна вещь.
Да как ему объяснить, если он даже не помнит?!
─ Какая же?
─ Ты хочешь меня так же сильно, как я тебя, ─ шепчет над ухом, словно нас и правда могут услышать, а я мечтаю прикрыть уши и не слушать, потому что каждое слово попадает в цель, причиняя боль. ─ Но я дам тебе время принять для себя важное решение.
Да какое тут вообще может быть решение? Если бы он сейчас сделал меня своей, погиб бы на месте из-за магии брачного рисунка, а я бы никогда уже не простила себе такого! Именно это озарение заставляет розовый туман в голове рассеяться и помогает мне собрать себя в кучу.
─ Никаких решений, Демьян Викторович. Через полчаса мы оба приведём себя в порядок и встретимся в кухне, ─ отстранённо говорю, выравнивая дыхание, и стараюсь уверенно смотреть в его глаза, хотя сама до сих пор лежу под ним полуобнажённая. ─ Мы сделаем вид, будто ничего не произошло. А потом обговорим всё, что касается дела.
Не верит мне ни грамм, но доказывать что-либо я не намерена.
─ Так, значит?
─ Да. Теперь отпустите и дайте мне уйти.
Хватка ослабевает, и как бы мне ни хотелось, чтобы не отпускал, стремительно принимаю вертикальное положение, поправляя одежду. Не дожидаясь его ответа и игнорируя то, что выглядит Дем, как побитый пёс, медленно покидаю гостиную, ещё хранящую дикую смесь наших запахов, и на лестнице ускоряюсь, пока не оказываюсь в спальне. Запираю дверь, съезжая по ней спиной, а затем слышу глухой удар внизу.
─ Прости меня, ─ бормочу, позволяя одинокой слезе скатиться по щеке.
Он итак пострадал однажды по моей вине, и я больше этого не допущу, а значит, не позволю к себе снова приблизиться!
Жаль, я ещё не догадываюсь, что эта задача вовсе невыполнима...
11
Демьян
Идиотизм и полная потеря в пространстве – вот основной девиз моей жизни после возвращения.
У меня стойкое чувство, что все всё обо мне знают, но молчат, а некоторые точно специально выводят из себя, но в этом я убеждаюсь позже, когда пойманная на горячем репортёрша сдаёт своего осведомителя.
Первым делом, когда оставляю свою подопечную, следую за Демоном, у которого весьма интересные методы пытать людей. В доме, где он обитает с остальными, прекрасный подвал и идеальная звукоизоляция, а той, у кого много секретов, явно стоило бы сразу сказать всю правду, только она оказывается крепким орешком.
Он её почти раздел, но та стойко продолжала упорствовать, подвешенная за руки на крюк под потолком, а при виде меня, нарисовавшегося из воздуха, ей очень хочется завопить, да кляп мешает.
─ Это было обязательно?
─ Я придумал игру «кто не отвечает на вопрос – с того снимают по одной вещи», ─ тянет довольно, поддевая кинжалом пуговицу на блузке, и у меня закрадывается впечатление, что я вовремя не заметил садистских наклонностей за младшим. ─ Как видишь, я по-прежнему в своей одежде.