"на основании выше изложенного, и входя в положение сторон, предлагаю на рассмотрение следующее предложение":
— Писать вдвоём!
Начну я. Стану писать тебе письма с деяниями наших героев, а ты будешь сортировать и отвечать, что "пошло в дело", а что никак не может быть принято. Принимать, или отвергать соображения поручаю тебе, и это будет что-то вроде редакторской работы. Хочется знать: через какое время ты от меня "полезешь на стену"? В английском языке есть такое понятие: "лезть на стену"? У нас оно означает сущий пустяк: сойти с ума.
Писать совместно — трудное занятие потому, что каждая из пишущих сторон будет "тянуть одеяло" на себя. Смею уверить, милая Маруся, что я этого делать не стану по причине моей обширной и неизлечимой лени: как ты скажешь — так и будет!
Предлагаю такое "разделение труда":
герои — мои, их разговоры, одежда и быт — твои. Женские мысли героинь — и они за тобой, это твоя забота, естественно: не могу же думать за женщину!
Глубоко верю, что сказку-легенду-историю мы сможем "родить". Что-либо другое — сомневаюсь, а вот сказку — п-жалте! Но меня продолжают убивать слова знакомой преподавательницы английского языка:
— Такое на английский литературный язык перевести невозможно!
— Расскажи сказку! — Маша, Машенька, всё та же маленькая девчушка Маньша из детства просит сочинить сказку. Сегодня сочинять сказки труднее потому, что Мария Петровна много знает, и "заморочить" ей голову "сомнительными россказнями" — невозможная, но благодарная задача. Высшую оценку сочинителю дают тогда, когда умные и много знающие люди, читая его, верят в "басни", сомневаются в их правдивости, но продолжают "потреблять" Наша задача, милая Mary, попутно выяснить: отчего с людьми такое происходит?
Пример: "Сказка о Лунной воде". Слышала о такой? Меня тянет на сочинения о воде… может, потому, что чистой воды на Земле становится всё меньше?
Какие могут нам встретиться трудности на пути создания "Сказки о стеклянном дереве" — трудно сказать, но лично меня они не пугают. Не бойся и ты: выберемся! "Начнём, пожалуй?"
Глава 10. Сказка о стеклянном дереве.
Все сказки, как правило, начинаются так: "жил-был…" и затем следуют имена действующих лиц. Давай отойдём от стандарта? Давай начнём так: "очень давно, так давно, что об этом на сегодня уже никто и ничего не помнит, в той местности, где сегодня проживают многие мои сограждане и я вместе с ними, проживало племя людей с названием "додоны"…" Почему такое название? Позаимствовано у нашего великого поэта А.С. Пушкина:
"Жил на свете царь Додон
Смолоду был грозен он
И соседям то и дело
Наносил обиды смело…" —
то есть задирой большим был. Хотелось бы начать и так: "…жил да был на прошлой неделе в одном государстве добрый и мудрый царь…", но где сегодня тот мудрый и добрый царь, что правил своими подданными совсем недавно? Заметил одно постоянство в наших сказках: умные и добрые цари в них не присутствуют. Цари наших сказок, как правило, поголовно все глупые, злые, и, стало быт, жестокие к своим подданным. С чего бы так?
Не станем упоминать события, что происходили на прошлой неделе: всё свежее, недавнее, все и всё помнят. В недавних событиях кто-то и как-то всегда "замешан", и таковые "замесы" бывают как положительными, героическими, "нужными народу", так и другого свойства, всё и совсем не так. Например, тот, кто даёт взятку, всегда будет лучше того, кто принимает взятку. Поминать мздоимца без имени дающего мзду — половина истории. Если я начну рассказывать о событиях недельной давности, то с меня, чего доброго, "окружающая среда" потребует объяснений на предмет "защиты чести и достоинства", и чтобы такое с нами не случилось, нам проще будет погрузиться с головой в такую глубокую старину, где нас никто не достанет и не проверит наши показания. В исторических глубинах с героями позволительно делать всё, что мы сочтём нужным без риска быть привлечёнными к ответственности. В самом деле, какой спрос может быть с глубокой древности? Как проверить показания древних участников того, или иного события? Всегда завидовал писателям исторических романов в таких местах повествования, когда автор доподлинно, слово в слово, воспроизводит беседу Тимур-ленга со своими мурзами в ночь перед нападением на город такой-то. В самом деле, если автор, живя в середине двадцатого века, писал о разговоре грозного завоевателя, то знал, наверное, что пишет? Как иначе?
Глава 11. "Что делать?"
Чем хороша старость? Прозрениями, и только ради одного этого приобретения стоит жить до старости. Более ничего хорошего в старости не содержится. Возникает другой вопрос: "а для чего знания в старости нужны? Что ими делать, где применять их? Когда всё для тебя окончено? Кая в них польза?"
Спросили бы меня в мои двенадцать лет: "почему все сказки родились-появились в древние времена? Почему и отчего они не появляются в наше, "информационное" время? Ответ простой: сказки рождались от незнания. "Сказка" потому была сказкой, что она выпускалась в свет без применения технических средств, и проверить её было невозможно. Сказка только тогда "сказка", когда она уходит в очень далёкие времена. Они у нас "незапамятными" называются. Если сказка хотя бы чуть-чуть цепляется за какое-то время — это уже не сказка, это что-то иное.
Так с какого времени всё же начать нам сказку, Мери? Из "признательных показаний" обесточенного телевизора, что стал работать по необъяснимой причине, стало известно следующее: всё началось в те времена, когда количество ртов в племени стало больше, чем живности в лесах для прокорма ртов. Прошло сто лет, как закончился "ледниковый период" На то время предки уже знали земледелие и разводили скот. Шло время, когда мамонты к тому времени были уже все съедены. Это неправда, что они вымерли от какого-то там страшного природного катаклизма, я не согласен с палеонтологами, нет! Мамонтов ещё до катаклизмов успели пустить на мясо мои далёкие предки. Им было известно колесо, и они знали свойство железа: из него можно было делать оружие. Пока "холодное", но что железо может быть ещё и "горячим", огнестрельным — нет, до этого они ещё не дошли. Короче: если в нашей сказке что-то и не будет "стыковаться" — ничего страшного, сказка — она и есть такая.
Прости, "сбился с курса"
Если хорошо подумать, то сочетание всего двух наших слов "Что делать!?" всегда для нас были гибельные: сначала мы, не думая, подходили к этим двум зловещим словам, а потом находили им решение не менее ужасное, чем сам вопрос.
Этот наш, и только наш древний вопрос изначально родился иной редакции:
— Что будем делать? — одно и лишнее слово "будем" позволяло моим далёким предкам жить с пониманием того, что предпринимать какие-то срочные меры в сложившейся обстановке можно не в сию секунду, не сейчас, но позже. Вставка "будущего" времени давала отсрочку на размышление: будем когда-нибудь, обязательно будем! Но только не сейчас, позже, возможно, в будущем позволим себе "будем" Сколько веков мои предки очень широко пользовались "будем" — никто не знает, но что тысячелетия — это точно! Кто был тот, единственный, кто первым понял гибельность для остальных всего одного слова "будем" — мне неизвестно, но он верил, что удаление из нашего вечного вопроса "будем" заставит моих древних родичей как-то иначе посмотреть на своё житие. Возможно, что и круто его изменить в дальнейшем.
Какими должны были стать мои исправившиеся соплеменники — о том "редактор" и сам не имел представления. Возможно, что по данному вопросу есть и литература, но где она хранится — этого я не знаю. Как потом оказалось, удаление одного слова из вечного вопроса ничего нам не дало, вопрос от "обрезания" менее жестким не стал. "Что будем делать", "что делать" — для основной массы соотечественников было без разницы. Словом больше, словом меньше — что от этого изменится?