– Как вы переживаете, – посочувствовал ему Алешка.
– Я не переживаю. Меня муравей укусил. Ай! – и он стал «айкать» и хлопать себя по ногам и сзади... по спине. Немного ниже.
– Придется штаны снимать, – сказал Алешка. – Так вы их не перебьете.
– Отвернитесь, отроки.
Мы отвернулись. Дядя Мифа снял штаны, перетряс их как следует и стряхнул с себя муравьев. Оделся и сел... Снова на то же место. Хорошо еще – не на собачью какашку.
– Так на чем я остановился, отроки?
– На чаханье, – напомнил Алешка.
– Ах, да! Тогда боярин позвал к себе в гридницу...
– А это что за фишка?
– Ну... Такая главная, парадная комната в боярском тереме.
– Понял. Там пируют и слушают вещего Баяна, под гусли.
– Верно... Позвал Ивана и приказал ему: «Женись на Марфуше. Получишь полцарства». «Не неволь, батюшка боярин, – отвечал конюх Иван. – Не люба мне твоя дочь. Люба мне твоя кухарка...»
– И он велел отрубить ему голову? – спросил Алешка.
– Нет, еще хуже. Он велел его выпороть на конюшне! И когда Марфуша об этом узнала, она еще больше зачахла...
– Что-то она долго у вас чахнет. – Алешке, пожалуй, стало скучновато.
Дядя Мифа обиделся и по-детски спросил:
– А я виноват? Сколько надо – столько и чахла. Но потерпи, скоро совсем зачахнет... Боярин был в великом горе. Собрал со всего света врачей и знахарей. Но никто из них не смог вылечить Марфушу...
– И он всем им рубил головы?
– А как же! Плохим врачам надо рубить головы. По-другому никак!.. Но вот приползла с дальних дремучих болот старая-престарая ведьма...
– Нос крючком, борода торчком, – подсказал Алеша. – Глаза завидущие, руки загребущие.
– Не борода, а бородавка, – уточнил дядя Мифа. – Но колдовать умела. И в Бога верила. Осмотрела она Марфушу, пошептала в три угла, поплевала на все четыре стороны... Боярин с дрожью в голосе спрашивает: «Жить будет?» Ведьма почавкала пустым ртом и говорит: «Жить будет долго. Но во сне». «И чего?» – говорит боярин. «А того! – отвечает ведьма. – Как она уснет мертвым сном, положите ее в гробу в укромном месте. И туда же – все ее приданое...»
– Золото, брильянты? – спросил Алешка.
– ...Изумруды, яхонты! «И вот, – говорит дальше ведунья, – коли сыщется добрый молодец, который прочтет над ней двенадцать псалмов» – ну, это вроде таких молитв, – «да поцелует ее в уста сахарные, то воспрянет заколдованная красавица и отдаст ему свое сердце, руку и все приданое».
– Хитрая бабка, – усмехнулся Алешка.
– Это еще почему?
– Потому! – Ответ не очень вежливый, но решительный. – Как уложат эту Марфушу в укромном уголке да разойдутся по своим уголкам плакать и рыдать, эта бабка все приданое и заграбастает.
– А вот и нет! – горячо заступился за ведьму дядя Мифа. – Она сказала, что Марфушу и ее приданое будет у входа в темницу охранять всякая нечистая сила и никто туда никогда не сунется и не подступится.
– Мало ли что она сказала. А добрый молодец? Как же он поцелует уста сахарные?
– Ты, отрок, какой-то не романтик. Недоверчивый какой-то. Пора тебе знать, что за каждой легендой скрывается историческая истина. За все сотни лет никто к этой темнице не подступился. Как дверь приоткроет, там, в подземелье, такой вой поднимается...
– А как дверь закрывается, – догадался Алешка, – так и вой затыкается.
– Верно, отрок. Кто тебе сказал?
– Сам догадался. – Это и в самом деле было так, догадался. Скоро узнаете.
– А ты не догадался, что творится там в ночь полнолуния?
– Ведьмы с чертями пляшут?
– Не. В ночь полнолуния, – эти слова дядя Мифа уже шептал ужасным шепотом, – вся местная нечисть начинает перебирать все драгоценности...
– Проверяет, значит? – усмехнулся Алешка.
– Проверяет. Счет ведет. Гремит она золотом в бочках, алмазами в кадушках, и от этого такой гром стоит, что и назвали башню Гремячей.
Наконец-то, подумал я, добрался дядя Мифа до сути.
Тут он опять похлопал себя от муравьев и добавил:
– А если поточнее, то эта башня раньше называлась не Гремячей, а Тайнинской.
– В ней всякие тайны были? – навострил уши Алешка. Он тайны любит не меньше сказок и мороженого.