Он вылетел пулей, его шарф, действительно от «Диора», развевался на ветру.
— Я не верю ни одному его слову, — бросил Павел, — он просто хотел нас обчистить перед отъездом и заодно не придти провожать! И у этого человека мы хотели попросить об услуге?! С такими просьбами надо обращаться к порядочным людям, к высоко моральным. — И он пошел звонить Колюне.
Колюня был международный вор на пенсии. Они когда-то вместе сидели в одной камере, и Павел обучал Колюню философии. В тюрьме Колюня без философии не мог. Когда его долго не сажали — он скучал по Сократу. Павел преподавал ему Гегеля.
Колюня прибыл на такси.
— Павлуша, ты не оплатишь? — поинтересовался он.
Павел понял, что дело плохо. Тем не менее, он изложил проблему. Колюня сидел задумчивый и ел ложкой кирино повидло.
— 15 тысяч — это банк, — печально покачал головой он. — Это Стройбанк Союза ССР, Невский, 34. А я уже восемь лет не при деле. Я потерял квалификацию, Павлуха, потому что настоящий вор — это скрипач, ниртуоз. Если он не играет день — видит только он, если два — профессионалы, три — его берут на месте преступления. Я был Яшей Хейфецем, Павлуша, где только ни взлетал мой смычок. Но представь себе Яшу Хейфеца, который не брал скрипку восемь лет.
Павел молчал, глядя на любителя философии.
— Но ради тебя, Павлуша, — сказал он, — я вернусь в искусство, только скажи, — я возьму скрипку. Ты любишь рондо-капричиоззо Сен-Санса? Я сыграю его для тебя в зале на Невском, 34! Только попроси.
— Никаких рондо, — произнес Павел, — никаких каприччиозо. Не укради, Колюня!
— Это разве из Гегеля? — заметил тот…
Колюня попросил оплатить обратный путь на такси.
— Вор на пенсии, — грустно вздохнул он, — нет более печальной картины.
После ухода Колюни они долго искали двести рублей, оставленные на последнюю неделю, на такси до аэропорта, на таможню.
— Я точно помню, — повторял Павел, — они лежали в боковом кармане, вот здесь.
— М-да, — вздохнула Кира, — он еще, кажется, может сыграть ронд каприччиозо…
— Надо звонить в Израиль, — сказал Павел, — может они что-либо придумают.
Израиль долго не давали. Наконец, в трубке послышался голос сестры.
— Файвел? — сказала она. — Очень кстати, что ты звонишь — захвати нам три очковых оправы, тут страшно дорогие оправы, ты слышишь?.
— Связь прервалась. Следующий разговор телефонистка обещала через неделю…
Наутро Павла опять вызвал следователь.
Подходя к дверям прокуратуры, он заметил удаляющуюся спину. Спина была невероятно знакома. Он никак не мог вспомнить — чья она…
— Ну что, нашли? — спросил следователь.
Павел размял «Казбек» и закурил.
— У меня было двести рублей, — сказал он, — сейчас нету и этих. Да еще три пары очков… Никуда я не уеду, никуда…
Следователь ласково смотрел на Павла.
— Уедете, — успокоил он, — пойдемте погуляем в садик, вы уедете… Он взял ничего не понимающего Павла за локоть и повел его в сквер у Финляндского вокзала.
— Вы какое любите мороженое, Павел Вениаминович?
— Пломбир, — сказал Павел.
Они сидели на скамеечке у вокзала и лизали мороженое.
— Уедете, — повторял следователь, — уедете. — Он внезапно достал сверток и сунул его в карман Павла:
— Можете не пересчитывать — пятнадцать!
Павел ошалел.
— Что это? — выдавил он.
— Что слышали!
— Зачем?
— Вы что, не знаете?!
— Я не возьму!
— Нет, возьмите!
— Это провокация!
— Это от чистого сердца.
— Зачем вы мне это даете?! — Павел пытался достать из кармана сверток. Следователь умело мешал.
— Чтобы вы мне их вернули в долларах, — сказал он.
Борьба прекратилась. Павел все понял, — это была спина Шурика, он узнал спину шурина и зятя.
— Почему вы мне доверяете, — спросил Павел, — я укачу — и пиши пропало. Ваши полномочия на Святую Землю не распространяются…
— Я вам верю, — сказал следователь, — вы честный человек.
— С чего вы взяли?
— Через меня проходят только честные люди, — признался следователь. — Вы сидели в тюрьме, вы исключены из партии, у вас нет денег — вы честный человек. Я вам доверяю.
— Спасибо, — произнес Павел. Он был тронут, — сразу же, как я соберу — я верну вам 20 тысяч долларов.
— Почему 20? — удивился следователь.
— По официальному курсу.