Но как было их выговорить?.. Любить одного и признаваться в любви другому, пусть даже и писателю, пусть даже и еврею, пусть даже и отъезжающему — работа нелегкая, адская работа. Легче вкалывать в шахте, на плантациях кофе, в копях Южной Африки. И как она скажет ему эти три слова, когда даже Саше она не могла их так долго сказать, год не решалась. И только однажды, южной ночью, в Крыму, когда они купались под низкой луной, и все было нереально и сказочно, и дул теплый ветер, и упала звезда — она их сказала, под нежный шум волны…
И она поняла, что не сумеет сейчас произнести три этих простых слова… Катя отступила от дверей и начала спускаться.
И вот тут-то двери открылись, и на пороге появился сухой, чуть сгорбленный мужчина в костюме и бабочке. И в начищенных туфлях. И это несмотря на раннее утро. Глаза Зингера улыбались.
— Уж если вы взобрались на такую высь — надо входить…
Он ввел ее в большую комнату, всю увешанную портретами какой-то женщины…
— Когда с утра к вам является такая девушка, — сказал Зингер, — это верный признак, что день будет удачным… У меня есть чай и какао. Кофе у меня нет. Что вы предпочитаете?
— Виски, — неожиданно ответила Катя.
— Представьте себе, имеем! Но без содовой. Вы пьете виски с лимонадом?
— Чистый, — сказала Катя.
Зингер налил.
— Месяц назад, — проговорил он, — я провожал друга, — он зашел ко мне с этой бутылочкой. Я считаю, что у нее очень хорошее название: Белая лошадь. Это красиво… Потому что все мы немножко лошади…
Катя кивнула и залпом выпила бокал.
— У вас не найдется сигареты? Я, когда пью — всегда курю.
— Один порок порождает другой. Я, например, когда курю, начинаю думать…
— Это порок? — спросила Катя.
— Страшнейший, — ответил Зингер, — и сигареты у меня нет. Всю жизнь и курю трубку.
— Давайте трубку, — согласилась Катя. Она очень волновалась!
Если вы когда-нибудь признавались в любви, то знаете, что это такое…
— Вы любите трубку? — Зингер чуть заметно улыбнулся. — Какое дерево вы предпочитаете?
— Яблоню, — выпалила Катя.
— Из яблонь, к сожалению, трубок не делают. Я бы вам посоветовал из вишневого корня… Я люблю ее больше всего. Держите…
Катя взяла трубку и начала лихорадочно ее разжигать.
— Секундочку, секундочку, давайте сначала положим в нее табак. У меня, правда, крепкий, «капитанский», скорее для датского шкипера, но что делать. — Он любовно набил ей трубку.
— Вот теперь разжигайте.
Катя затянулась, выпустила дым прямо в лицо Зингера и, как бы скрываясь за этой дымовой завесой, выпалила:
— Я вас люблю!
И закашлялась. И долго-долго кашляла. Зингер смотрел на нее, как смотрят на мальчишку-проказника.
Катя перестала кашлять.
— Вы слышали, что я вам сказала?
— Слышал, — ответил Зингер.
— Почему же вы молчите?
— Дорогая моя, — сказал он, — вы хорошо посмотрели, кому вы это говорите?
— Да, да! Я люблю вас и хочу с вами…
— Куда? — перебил он. — Куда, девочка моя?
— В Израиль, — сказала она.
Зингер подошел к Кате и нежно провел по ее волосам.
— Волосы ее, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской…
— Что? — не поняла Катя.
— …Зубы ее, как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни… Девочка моя, — сказал он, — я не еду туда жить. Я еду прямо на кладбище. Может, я и не попаду на Масличную гору, но я хочу, чтобы кости мои лежали в родной земле… А тут является юное создание, курит трубку и признается вам в любви!..
— Я знала, — ответила она, — я знала, что у меня не получится. Поэтому я и хотела уйти.
— Перестаньте дымить, — сказал Зингер, — это не очень романтично, когда женщина курит трубку. А к признаниям я привык. И не в молодости, а в старости. С тех пор, как я подал на выезд, мне признаются любви, в среднем, раз в неделю. Согласитесь, это довольно часто для моего возраста? Другой бы потерял голову, но я берегу ее для Святой Земли… Неправда ли, это адский труд, признаваться в любви, такому как я? Какая смешная вещь — клясться мне в любви до гроба. Во-первых, что это за любовь, на несколько месяцев или даже лет; а во-вторых им так хочется за меня, как мне в родную землю.
Он засмеялся и стал набивать трубку.
— Скажите мне, девочка, почему вы хотите бежать отсюда?
Она вдруг почувствовала, что может говорить с этим человеком искренне и просто.