Как и Белинский, эти критики-утилитаристы в конце концов нашли подходящее чтение для молодежи преимущественно во взрослой литературе. Другим выходом из такой тяжелой ситуации с детскими книгами им виделось создание литературы, описывающей биографии великих людей. Однако ни книга Чернышевского о Пушкине (1856), ни сочинение Добролюбова о крестьянском поэте Алексее Кольцове (1858) не завоевали читательский интерес. Опубликованные анонимно, обе книги рецензировались их собственными авторами. Не удивительно, что оба критика восхищались способностью «неизвестных авторов» так непринужденно разговаривать с детьми.
Кольцов у Добролюбова – ярый защитник свободы. Чернышевский подчеркивал важность того, что Пушкин сделал для родной страны; он был «трудолюбивой, благородной и могучей личностью», неприхотливым в привычках[91]. Что характерно для того времени, Чернышевский не хотел назвать свою книгу детской, боясь, что прямая адресация заставит детей чураться его произведения. В годы между детством и отрочеством юные читатели предпочитают «плохую литературу» так называемой «детской». К несчастью, в книге о Пушкине никакие уловки не помогли Чернышевскому избежать создания скучного трактата, слишком тяжелого для юного читателя текста.
Главным свойством детской литературы для Николая Чернышевского (1828 – 1889) как критика является готовность правдиво изображать реальность. Книги должны быть «учебниками жизни». Авторам следует учитывать возраст своих читателей, а по мнению Чернышевского современная литература часто недооценивала детей, предлагая им слишком примитивные произведения. Сборник «Новые повести: Рассказы для детей» (1854), куда вошли переводы с французского на темы кротости, смирения и всемогущества Божия, дал Чернышевскому повод создать затейливую пародию на бесполезную детскую литературу. В ней он безжалостно и заслуженно высмеял неправдоподобность и сентиментальные черты подобных сочинений.
Чернышевский указывал, что детская литература не сможет развиться как жанр, если не добьется быстрого темпа повествования, лаконичности и хорошо выстроенного сюжета. Писатель должен постоянно отвечать на вопрос читателя: «Ну, что же дальше? ну, что же дальше?»[92]. В качестве примера такой манеры рассказа, написанного простым и искренним языком, приводился рассказ «Матвей», опубликованный в толстовском журнале «Ясная Поляна». У некоторых писателей, авторов исторических романов Михаила Загоскина и Константина Масальского, например, ничего лишнего не было, только прямая речь и занимательные сюжеты. Список авторов, одобренных Чернышевским, состоял, в основном, из произведений для взрослых Пушкина, Скотта, Диккенса и Жорж Санд. Из всей современной ему детской литературы от чистого сердца он одобрял только два журнала – «Новую библиотеку для воспитания» и «Подснежник».
Всего за три года Николай Добролюбов (1836 – 1861) написал более тридцати статей и рецензий, посвященных детской литературе. Во многих отношениях его критика была еще жестче, чем суждения Белинского или Чернышевского. Для Добролюбова главной целью детской книги является воспитание читателя в духе прогрессивных идеалов. Такие журналы, как ишимовские «Звездочка» и «Лучи», которые обходили молчанием вопросы социального зла и неравенства и вместо того проповедовали смирение и покорность, никуда не годились. Новыми идеалами должны стать сила духа, вера в истину и готовность сражаться с ложью и лицемерием. Детям надо рассказывать об окружающем мире и об актуальных вопросах.
Вместе с тем Добролюбов не отрицал особенностей детской аудитории. Детская литература должна способствовать интеллектуальному и моральному развитию читателя. Для Добролюбова идеальное повествование характеризуется крайней простотой. Не забывал критик и о важности воображения: «Детская книга должна увлекать прежде всего воображение ребенка, как способность, сильнее всех других действующую в детском возрасте и потому более других нуждающуюся в пище и в надлежащем направлении»[93]. Поскольку реалистических книг для детей мало, можно читать и сказки. Даже не видя в сказках братьев Гримм и Вильгельма Гауфа никакого образовательного содержания, Добролюбов все же признал их право на существование, поскольку они развивали воображение читателя и пробуждали поэтические чувства. Он восхвалял талант Ханса Кристиана Андерсена, который к тому времени еще не был признан всеми. Добролюбов, читавший Андерсена по-французски, хвалил умение датского сочинителя писать без «нравоучительного хвостика»[94]. Однако в принципе Добролюбов отвергал любые сверхъестественные явления в сказках, так как они могли отвлекать читателя от реальной жизни.
91