— Отныне, вы муж и жена, — торжественно провозглашает густой баритон. Мы вновь целуемся. Губы у Лены мягкие, тёплые. Глаза светятся счастьем. На нас сыплются цветы, и мы медленно, она, вложив руку в мою, идём; нам улыбаются, нас поздравляют.
Резко поворачиваюсь к стене. Но наваждение так и не проходит. Встаю, одеваюсь. Иду к комнате того типа. Стучу.
— Её здесь нет, — заплетающимся языком отвечает наглец, — пройди, посмотри, если не веришь. Верю на слово. Ухожу. Курю на кухне. Да, жизнь распоряжается тобой, твоими поступками, мыслями, любимой, друзьями: всем-всем, зачастую не так, как того хотелось бы. Передо мной встала морда Талаева, того, что шёл с Еленой. У меня с ним старые счёты. Я на курс младше его. С Еленой они знакомы давно. Мы с ней — ровесники, но она на два курса впереди. Этот скотина мне так подгадил в делах, что я думал — убью его. До случившегося мы даже в приятельских отношениях. Однако, он оказался из породы людей, которые карьеры ради предадут дружбу, продадут душу, пройдут по головам. Я ему не простил. Теперь его презираю.
Я знал — Елена придерживается нейтралитета в этом деле. Меня это сначала оскорбило, но потом я, просто смалодушничал и смотрел сквозь пальцы на то, что она не отказалась от общения с ним, хотя большинство на факультете, в том числе, практически и все преподаватели, отвернулись от него.
Я уехал, не повидавшись с Еленой. Купил билет на поезд и уехал. Внутри что-то дрожит, что-то не на месте. Назло себе уехал. Она вчера так и не пришла. И сегодня после обеда не пришла. Мы больше года уже вместе. Я знаю, еще полгода назад она безумно любила меня, я, правда немного флегматик, но мои чувства не уступали её. А теперь, ещё более обострились. Через несколько дней я вернусь.
Возвращение мне принесло поистине дурную новость. Елена весь день молчала. Вечером мы остались одни в комнате. Ни с того, ни с сего, она заплакала.
— Милая, ну, что ты? Через неделю твоя сестра приедет. Мне деньги сегодня пришли из дома.
Что ты? Всё совсем уж не так плохо.
Она посмотрела на меня и разрыдалась. Я почувствовал запах вина. Выпила.
Я не спрашиваю, почему и где. Её что-то мучит. Она чего-то боится.
— Что ты, Лен? Ну, перестань же, — я целую ей руки, колени; она отстраняет меня и, её слезы капают мне на руку. Я обнял её. Она освободилась, уронила голову на подушку и почти закричала,
— Убирайся!
Я не сразу понял, что она сказала.
Уйди, — повторила она.
Я присел у кровати, обнял её колени, уткнулся ей лицом в живот и молчу. Она гладит меня по голове, хочет сказать и не может. Сжала в ладонях мою голову. Я поднял лицо. — Я не твоя… — прошептала она и стала покрывать меня поцелуями. — Что ты? — я не понял.
— Да, тогда, ночью…
Я вскочил, отошёл к двери. Нет, меня не испугал сам факт. Почему? Зачем? Она меня любит. Как же? Голова кружится, обида застилает глаза слезами. Если бы я знал, что это произошло и конец на том, было — и нет… Но чувство, какое-то проклятое чувство, мне подсказывает — Елена бросит меня. Я с ужасом понимаю — прошедшие дни — начало её жизни без меня, без моей любви, без нужды в моей любви. И я боюсь её потерять.
А осень пахла листьями. Серость нависла над миром. Дождь мочил землю. Ноги шагали по лужам. Руки, почему-то замерзли в карманах. По щекам текли струи. Вода попадала за шиворот, и тогда мурашки пробегали по телу. В такие моменты сам себе кажешься сорванным мокрым листом… Перед глазами туман воспоминаний сквозь дождь. Всё было так хорошо и так недавно. Я знал, что она меня любила. Мне казалось, что мы проживем долгую красивую жизнь. Я верил, что она подарит мне сына. Знал… я ничего, оказывается, не знал. Мы любили друг друга. Мы были во всём — прямая противоположность. Нам говорили: «коса и камень, лёд и пламень». Мы были обо всем различных мнений, однако это нам не мешало. Я любил подолгу смотреть в её глаза, видеть её улыбку, слушать её. Я знал все её привычки, жесты… её всю. И вот, всё разом рухнуло: любовь, надежды, вера, желания… всё, что только может рушиться — рух-ну-ло. Рухнул мой пряничный домик на песке воображения у моря надежд.
Прошло полгода. Елена замужем. Но не за Талаевым, а за его другом.
Я устроился работать в редакцию университета. Живу всё в том же общежитии — уже легально. Иногда вижу её. Я и раньше писал, много писал; теперь же сия потребность возросла до неимоверности. Мне надо писать. Создать свою вещь, свой стиль, вы разить своё Я. Заставить признать себя. Нет, не для себя. Но какое-то волнение охватывает меня дрожью и дух противоречия, словно смеётся надо мной во мне же. Да знаешь ли, что таких, как ты — миллионы — которые хотят заставить признать себя. Самоуверенных, целеустремлённых… Ты хочешь сказать, что чувствуешь в себе ту необъятную силу, энергию, которые могли бы превзойти все ожидания окружающих и, даже свои собственные? Это бред сумасшедшего! Ты? Ты хочешь превзойти тех, кто уже создал шедевры, восславил истинное искусство!? Да. Я чувствую в себе силу, способную снести всё на своем пути.