Кроме меня в дом не забредает никто, хотя неприкаянных людей снаружи шатается немало. Гонимые страхом, как ураганом, они шарахаются из стороны в сторону, ищут пристанище, но многие не находят. Наутро на их телах появляются раны, более глубокие, чем от кошачьих когтей.
Покупаю в ларьке пирожок. Старуха, горбатая и тощая, как смерть, берет мою драгоценную «минутку» двумя пальцами и равнодушно бросает под прилавок. Впиваюсь зубами в черствое тесто - оно не сдобное, как я надеялся, а пресное, по вкусу похожее на мел. Начинка скользкая и горчит. Гадаю, что это такое - на мясо не похоже и уж точно не мармелад. Картофельные очистки? Или гнилая капуста?
Жую, озираясь по сторонам. Тьма наползает, как душное войлочное одеяло, вдобавок отсыревшее и провонявшее плесенью. На берегу еще толпятся новички, только теперь некоторые из них сидят на корточках или по-турецки, на песке, а кое-кто лежит, уткнувшись головой в согнутые руки. Интересно, на что они рассчитывают? Что вот сейчас вострубят ангелы и начнется Страшный суд? Глупцы. Никто не будет их судить. Человек сам же себя и судит - своими поступками, сам выносит и сам исполняет приговор. Ангелам остается только подмахнуть соответствующий акт.
Проглатываю последний кусочек и облизываю пальцы. Как будто не ел. Мрак еще больше сгущается. На песчаной косе загорается какой-то зеленый огонек, а я со всех ног бегу в укрытие.
В бревенчатом домике сухо и пахнет кошачьим кормом. Хотя котов поблизости нет, я как будто засыпаю среди мисок с едой, ощущая сквозь тревожный полусон, как невесомо ступают мягкие лапки, как метут по полу хвосты, касаются моей одежды, лица, волос. А запах - на удивление сытный, в отличие от местной пищи. Он какой-то другой - реальный, плотный, как будто не из этого мира. Кажется, что его можно есть ложками, как гороховый суп. Жадно дышу, пока не стихает голодное урчание в животе, а все тело не расслабляется, напитанное ароматами кролика и форели, курицы и рыбьего жира. И хотя я вовсе не любитель кошачьего корма, мне нравится это давно забытое чувство сытости. Сплю, а в голове копошатся червячки воспоминаний, и, может быть, утром я стану на одну «минутку» богаче. Или хотя бы на «полминутки», или на четверть «минутки»... Почти ничего не получается удержать после пробуждения.
Так и лежал бы на деревянном полу, свернувшись калачиком, окутанный мурлыканьем призрачных котов - но, увы, я знаю, что завтра утром встану и пойду бродить вдоль реки, до рези в глазах вглядываясь в черную воду и отдавая ей остатки памяти, эмоций, тепла, а после буду рассказывать сказки симпатичной барменше, чтобы заработать «минутку», которую тут же спущу на бесполезную кружку пива. Точно карусельная лошадка, я бегу по кругу и не могу остановиться. В гадесе у человека выбор не большой. Делай, что делаешь, и не спрашивай - почему. Вот и вся философия.
И все бы ничего, но последнее время мне чудится, что круги начинают сужаться.
Новичок развязно улыбается, показывая мелкие, как у хорька, желтые зубы. У него морковного цвета волосы, а коротко подстриженные усики жестко топорщатся, напоминая обувную щетку. Мерзкий тип. Он сидит у стойки, потягивая из высокой кружки пиво, и голосом тягучим, как смола, рассказывает похабный анекдот. Барменша слушает, рассеянно, по своему обыкновению слегка наклонив голову и покусывая верхнюю губу. В руках она бесцельно вертит кухонное полотенце.
- Привет, - бросаю сквозь зубы и плюхаюсь на высокий стул напротив «новенького».
Ловлю недовольный взгляд рыжего и удивленный - Сонин. - Развлекаетесь?
- Уж как умеем, - неожиданно миролюбиво отвечает «новенький», но поздно - меня накрывает волна - не ревности даже, а какой-то детской обиды.
Я чувствую себя отчаянно одиноким и никому не нужным. Зря, наверное, я гулял сегодня у реки и сочинял новую историю, извлекая слова и образы из черной воды, собирая их в драгоценное ожерелье. Да, бывают украшения и получше, но никто не может отдать больше, чем имеет. Придумывая сказки, я вычерпываю себя до дна. А выходит, достаточно пошленько улыбнуться, ляпнуть скабрезность - и женщина смотрит тебе в рот.
Умом понимаю, что не прав, но тело реагирует быстрее. Выброшенный вперед кулак натыкается на что-то мягкое, падает стул и брызги призрачного пива летят мне в лицо. Я успеваю почувствовать их горький вкус и слабенький - тут же исчезающий - запах. «Новенький» корчится на полу, как раздавленный таракан, шипит что-то себе под нос - и буквально уползает из кнайпы. На четвереньках добравшись до двери, только за порогом вскакивает и дает деру. Здорово я его, видно, напугал.