Замечаю краем глаза, как Праведник простирается ниц, бьет земные поклоны и вообще ведет себя, как очарованный фанатик. Но мое внимание приковано к радуге. Сколько раз видел - а все не могу насмотреться. По семицветному мосту, окутанная светом, бежит собака. Охотничья, вроде спаниеля, а может, какая-то помесь. Ее уши крыльями развеваются на ветру, коротко обрубленный хвост вращается, как пропеллер. Группа новичков на «нашей» стороне замерла - но вот от нее отделяется темная фигурка и устремляется навстречу четвероногому ангелу. Сперва медленно, потом все быстрее и быстрее. Встретились на середине моста. Человек упал на колени. Собака вспрыгнула передними лапами ему на плечи, повизгивает, трется мордой о его голову, лижет шершавым языком лицо. Обнявшись, покатились по радуге, оба вскочили - и закружились в радостном танце. А затем вместе ушли на другую сторону...
Я и старик медленно приходим в себя. Перед глазами еще плавает собачья улыбка.
- Что это было? - спрашивает Праведник.
- Радужный мост. Бесплатный билетик в рай, как у нас его тут называют. Питомцы могут перевести хозяев через реку, не только собаки, разумеется, но и кошки, и...
- Коты? - старик плюет с ненавистью и мелко крестится. - Боже упаси от котов...
- Не те, которые здесь, - поясняю, - не дикие, а домашние, любимые. Они живут на том берегу. Так что, праведник, сын праведника, чем молиться с ночи до утра, лучше бы взял из приюта бездомную шавку...
Иду назад по шатким доскам лодочной пристани. После разговора с Праведником чувствую себя мерзко. Горечь и тошнота комом стоят в горле. Старик, по крайней мере, помнит свою жизнь. Пусть унылую и постную, но такую он для себя выбрал. А я? С трудом извлекаю из памяти крохотные искры - не полноценные «минутки», а какие-то мгновения, проблески, неуловимые, как игра светотени на песке. Кто я такой? Чем занимался и что оставил в далекой стране живых? Откуда приходят мои сказки? Почему я все забыл? Не знаю даже, сколько мне лет и как выгляжу. Здесь нет зеркал - более того, они строго запрещены. За любое ослушание - попытку смотреться в блестящие предметы - грозит штраф, изъятие лишних «минуток». Хотя у кого они тут лишние...
Мы в гадесе - все нищие. Не летали в земной жизни, а ползали, и теперь - ни радости за дущой, ни вдохновения, ни любви. Те, кто подобным богаты, не задерживаются на нашей стороне. Никто добровольно не остается здесь, в царстве блеклой сырости, кроме, разве что, барменши Сони. Может, она кого-то ждет, размышляю, чтобы вместе отправиться на другой берег. Уж не того ли парня-альбиноса?
Бережно извлекаю на свет подаренную Соней «минутку» и задумчиво любуюсь, как переливается она в тусклых лучах здешних сумерек. Поворачиваю то одной, то другой гранью, точно редкий алмаз, грею в ладонях - и сам греюсь об нее, оттаиваю, словно вмерзший в лед малек. «Минутка» сверкает в моих руках, как осколок солнца. На что я потрачу эту драгоценность? Куплю еще одну кружку пива, которым невозможно напиться? Хлеба или колбасы, исчезающих прежде, чем упадут в желудок? Голод и жажда в гадесе не слишком мучительны, зато постоянны. К ним, будто к силе тяжести, привыкаешь настолько, что почти перестаешь замечать. С этого дня, который раз обещаю себе, откажусь от бесполезных трат. Скоплю на лодочника - и поминай, как звали. Не задержусь в этом «чистилище» ни дня. Да, терпеть придется долго, но другого выхода нет, если, конечно, не хочу застрять здесь навсегда.
А вдруг я тоже кого-то жду? Кого-то очень дорогого, забытого, но бережно сохраненного в сердце? Если так, думаю, если так... А что, если так? Надо выпить еще пива или съесть эфемерный пирожок с безвкусной начинкой и отправляться спать. Темнеет, а в темноте по гадесу бродят чудовища. Какие? Да почем я знаю. Знакомиться с ними у меня нет ни малейшего желания, поэтому каждую ночь провожу в укрытии - бревенчатом домике у подножия холма. Красноватая черепица - какая-то слишком яркая для местного пейзажа, хоть и подернутая зеленью, облупленные наличники и такая же дверь. Дом выглядит заброшенным и вызывает у меня странное ощущение дежа вю. Как будто я видел его - или похожий - в другой жизни. Я всегда ночую на первом этаже - обычно в бывшей гостиной, огромном зале без мебели, с голыми стенами и деревянным полом. По шаткой чердачной лестнице я не поднимался никогда, но почему-то уверен, что мансарда на втором этаже забита ломаными шкафами и стульями, что у длинной стены, рядом с массивным кирпичным дымоходом притулился клеенчатый диван, обои на стенах серебристо-голубые, а на полу постелен линолеум. Я знаю, что под самым скосом находится чуланчик, полный старых книг и журналов, а на крышу можно выбраться через квадратный люк.