Она еще раз посмотрела на фотографию в моем телефоне.
— Конечно, трубки для этого давно бы перегорели.
— Мистер Боудич, вероятно, купил его на eBay или Craigslist[38], — сказал я. — В Интернете можно купить все, что угодно. Если, конечно, вы можете себе это позволить.
Только я не думал, что мистер Боудич пользуется Интернетом.
Миссис Сильвиус вернула мне телефон.
— Иди, Чарли. Физика ждет тебя.
Тренер Харкнесс был на мне в тот день на тренировке, как белый на рисе[39]. Или, точнее, как мухи на дерьме. Потому что дерьмово было то, как я играл. Во время упражнения с тремя конусами я постоянно двигался не в ту сторону, а однажды попытался двигаться в обе стороны сразу и оказался на заднице, что вызвало много веселья. Во время тренировки с двойной игрой меня сначала поймали с моей позиции, и мяч от второго игрока с низов просвистел мимо того места, где я должен был быть, и в итоге отскочил от стены спортзала. Когда тренер нанес мне удар дрибблером выше линии, я хорошо видел мяч, но не успел опустить перчатку, и мяч – просто зайчик, катящийся со скоростью пешехода – пролетел у меня между ног. Но Бантинг стал последней каплей для тренера Харкнесса. Я продолжал подбрасывать его к питчеру вместо того, чтобы класть его вдоль линии третьей базы.
Тренер вскочил со своего шезлонга и прошествовал к площадке, покачивая животом, а свисток подпрыгивал между его немаленькими грудями.
— Господи Иисусе, Рид! Ты выглядишь как старая леди! Перестань бить по мячу! Просто опусти биту и дай мячу попасть в нее. Сколько раз я должен тебе повторять?
Он схватил биту, оттолкнул меня локтем в сторону и столкнулся лицом к лицу с Рэнди Морганом, пробным питчером того дня.
— Бросай! И приделай к нему какие-нибудь чертовы волосы!
Рэнди бросил так сильно, как только мог. Тренер наклонился и положил идеальную булочку. Он просачивался вдоль линии третьей базы, просто справедливо. Стив Домбровски зарядил его, попытался поднять голыми руками и потерял ручку.
Тренер повернулся ко мне.
— Вот! Вот как это делается! Я не знаю, что у тебя на уме, но брось это!
Что было у меня на уме, так это Радар, вернувшаяся в дом мистера Боудича и ожидающая моего прихода. Двенадцать часов для меня, может быть, три с половиной дня для нее. Она не знала бы, почему ее оставили одну, а собака не могла бы играть с писклявой обезьянкой, если бы рядом не было никого, кто мог бы ее бросить. Пыталась ли она не устраивать беспорядок в доме, или – с запертой собачьей дверью – она уже где-то это сделала? Если это так, она может не понимать, что это не ее вина. Плюс этот тощий газон и покосившийся штакетник – все это тоже было у меня на уме.
Тренер Харкнесс вручил мне биту.
— Теперь положи одну и сделай это правильно.
Рэнди не пытался обмануть его, просто сделал тренировочный бросок, чтобы снять меня с крючка. Я развернулся... и вытащил его. Рэнди даже не пришлось вставать с тренировочного кресла, чтобы сделать это.
— Вот и все, — сказал тренер. — Дай мне пять.
Это означает пять кругов по спортзалу.
— Нет.
Вся болтовня в спортзале смолкла. Как на нашей половине, так и на женской волейбольной половине. Все смотрели. Рэнди прикрыл рот перчаткой, возможно, чтобы скрыть улыбку.
Тренер положил руки на свои мясистые бедра.
— Что ты мне только что сказал?
Я не бросил биту, потому что не был зол. Я просто протянул ее ему, и он, к своему изумлению, взял ее.
— Я сказал «нет». С меня хватит.
Я направился к двери, которая вела к шкафчикам.
— Вернись сюда, Рид!
Я даже не покачал головой, просто продолжал идти.
— Ты возвращаешься сейчас, а не когда остынешь! Потому что тогда будет слишком поздно!
Но я был спокоен. Прохладный и спокойный. Даже счастлив, как тогда, когда видишь, что решение сложной математической задачи и вполовину не так сложно, как кажется на первый взгляд.
— Черт возьми, Рид! — Теперь в его голосе звучала легкая паника. Может быть, потому, что я был его лучшим нападающим, или, может быть, потому, что это восстание происходило на глазах у остальной команды. — Вернись сюда! Победители никогда не сдаются, а лодыри никогда не выигрывают!
— Тогда называй меня неудачником, — сказал я.
Я спустился по лестнице в раздевалку и переоделся. Это был конец моей бейсбольной карьеры в средней школе Хиллвью, и сожалел ли я об этом? Нет. Сожалел ли я о том, что подвел своих товарищей по команде? Немного, но, как любил повторять тренер, в команде нет «я». Им придется обходиться без меня. У меня были другие дела, о которых нужно было позаботиться.
Я достал почту из ящика мистера Боудича – ничего личного, обычный мусор – и вошел через заднюю дверь. Радар не могла запрыгнуть на меня, наверное, у нее был плохой день, поэтому я осторожно взял ее за передние лапы, поднял и положил их себе на талию, чтобы погладить ее по запрокинутой голове. Я приложил несколько капель к ее седеющей морде для пущей убедительности. Она осторожно спустилась по ступенькам крыльца и занялась своими делами. Она еще раз окинула оценивающим взглядом ступеньки крыльца, прежде чем подняться по ним. Я сказал ей, что она хорошая девочка и тренер Харкнесс гордился бы ею.
Я несколько раз подбросил ей писклявую обезьянку и сделал несколько снимков. В ее корзинке для игрушек были и другие пищалки, но обезьянка явно была ее любимицей.
Она последовала за мной на улицу, когда я пошел убирать упавшую лестницу. Я отнес ее к сараю, увидел на двери тяжелый навесной замок и просто поставил ее под карниз. Пока я это делал, Радар начала рычать. Она сидела на корточках в двадцати футах перед запертой на висячий замок дверью, прижав уши и сморщив морду.
— В чем дело, девочка? Если туда забрался скунс или сурок, я ничего не могу с этим поделать...
Из-за двери донеслось царапанье, за которым последовал странный чирикающий звук, от которого волосы у меня на затылке встали дыбом. Этот звук издавало не животное. Я никогда не слышал ничего подобного. Радар залаяла, затем заскулила, а затем попятилась, все еще прижимаясь животом к земле. Мне самому захотелось попятиться, но вместо этого я постучал в дверь тыльной стороной кулака и стал ждать. Там никто не ответил. Я мог бы списать эти звуки на свое воображение, если бы не реакция Радара, но в любом случае я ничего не мог с этим поделать. Дверь была заперта, а окон не было.
Я еще раз хлопнул по двери, надеясь, что этот странный звук повторится. Этого не произошло, поэтому я пошел обратно к дому. Радар с трудом поднялась на ноги и последовала за мной. Я оглянулся один раз и увидел, что она тоже смотрит назад.
Некоторое время я играл в обезьянку с Радар. Когда она легла на линолеум и посмотрела на меня взглядом, который говорил: «Я устала», я позвонил своему отцу и сказал ему, что бросил бейсбол.
— Я знаю, — сказал он. — Тренер Харкнесс уже звонил мне. Он сказал, что стало немного жарко, но он готов вернуть тебя при условии, что ты извинишься сначала перед ним, а затем перед всей командой. Потому что ты их подвел, как он сказал он.
Это было раздражающе, но и забавно.
— Папа, это был не финал штата, просто тренировка в спортзале. И он вел себя как придурок.
Хотя я привык к этому; мы все привыкли. Фотография тренера Х. могла бы быть рядом с Диком в словаре.
— Значит, никаких извинений, я правильно понял?
— Я мог бы извиниться за то, немного психанул, потому что это было не так. Я думал о мистере Боудиче. И Радар. И этом доме. Дом не разваливается пока, но готов к этому. Я мог бы многое сделать, если бы у меня было время, и теперь оно у меня есть.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы переварить это, затем он сказал:
— Я не уверен, что понимаю, почему это кажется тебе необходимым. Забота о собаке, как я понимаю, это мицва[40], но ты перепутал Боудича с Адамом.
И что я должен был ответить? Собирался ли я сказать своему отцу, что заключил сделку с Богом? Даже если бы он был достаточно любезен, чтобы не смеяться (он, вероятно, рассмеялся бы), он сказал бы мне, что такого рода мышление лучше оставить детям, евангелистам и наркоманам, смотрящим кабельные новости, которые действительно верят, что какая-то волшебная подушка или диета излечат все их болезни. В худшем случае он может подумать, что я пытаюсь претендовать на трезвость, которую он так усердно поддерживал.
Было и кое-что еще: это было личное. Моя фишка.
— Чарли? Все еще там?
— Я здесь. Все, что я могу сказать, это то, что я хочу сделать все, что в моих силах, пока он снова не встанет на ноги.
40
Мицва (от ед. ч. ивр. מִצְוָוה — «повеление; приказание; указание»; мн. ч. мицво́т, ашкеназ. ми́цвос) — предписание, заповедь в иудаизме. В обиходе мицва — всякое доброе дело, похвальный поступок.