«Ее там нет», — подумал я. Ты бредишь, принц Чарли. И даже если это так, ее пальцы не могут регенерировать. Подобные вещи случаются только в…
В чем? Ну... в историях, подобных этой.
Я вытянул шею, чтобы еще раз взглянуть на нее, когда меня вынесли в соседнюю комнату, что-то вроде прихожей, и увидел яркую головную повязку и более яркие кроссовки, но я не был уверен, что это была Дора. Она стояла ко мне спиной и на коленях, счищая грязь.
Мы прошли еще через несколько комнат и по длинному коридору, но к тому времени я уже терял сознание и был бы рад уйти, если бы это привело меня туда, где моя голова не раскалывалась, а рука не казалась пылающим святочным поленом. Но я держался. Если я умирал – а мне определенно казалось, что я умираю, – я хотел сделать это на улице, дыша свободным воздухом.
Меня поразил яркий свет. От этого моя головная боль усилилась, но все равно это было чудесно, потому что это не был болезненный свет подземного мира под Лилимаром. Это было даже не намного более дружелюбное свечение светлячков. Это был дневной свет, но это было нечто большее.
Это был солнечный свет.
Меня внесли в него, полусидя, полулежа. Облака рассеивались, и я мог видеть голубое небо над большой площадью перед дворцом. Не просто столько синего, чтобы сшить пару комбинезонов, а целые акры синего. Нет, мили этого. И, Боже мой, какое солнечное сияние! Я посмотрел вниз и увидел свою тень. Увидев это, я почувствовал себя Питером Пэном, принцем из «Потерянных мальчиков».
Раздались громкие аплодисменты. Городские ворота были открыты, и площадь была заполнена серыми жителями Эмписа. Они увидели Лию и упали на колени с громким шорохом, от которого у меня побежали мурашки по коже.
Она смотрела на меня. Я думаю, этот взгляд сказал, что мне здесь не помешала бы небольшая помощь.
— Отпустите меня, — сказал я.
Мои носильщики сделали это, и я обнаружил, что могу стоять. Вся боль все еще была там, но было и что-то еще. Это было там, когда я выкрикивал имя Гогмагога голосом, который не был моим собственным, и это было здесь сейчас. Я поднял руки, здоровую правую и левую, с которых все еще капала кровь, окрашивая в алый цвет новую повязку, которую Джая в какой-то момент наложила. Как маки на холме за аккуратным маленьким домиком Доры.
Люди внизу молчали, ожидая, стоя на коленях. И, несмотря на силу, которую я почувствовал, пронзившую меня в тот момент, я вспомнил, что они не преклоняли передо мной колени. Это был не мой мир. Мой мир был другим, но мне нужно было сделать здесь еще одну работу.
— Послушайте меня, люди Эмписа! Флайт Киллер мертв!
Они взревели от одобрения и благодарности.
— Темный колодец закрыт, и существо, которое там живет, заперто внутри!
Еще один рев приветствовал это.
Теперь я почувствовал, как эта сила, эта непохожесть покидают меня, забирая с собой силу, которую я позаимствовал вместе с ней. Скоро я снова стану обычным старым Чарли Ридом... Если, конечно, укус Петры меня не убьет.
— Приветствую Лию, народ Эмписа! Да здравствует Лия из Галлиена! ПРИВЕТСТВУЮ ВАШУ КОРОЛЕВУ!
Я думаю, что это была та оглушительная линия, чтобы выйти на улицу, как мог бы сказать мой отец, но я никогда не узнаю наверняка, потому что в этот момент петли выпали у меня из колен, и я потерял сознание.
Глава тридцать первая
Я провел долгое время в красивой комнате с развевающимися белыми занавесками. Окна позади них были открыты, впуская не просто ветерок, а целый резервуар свежего воздуха. Неужели я провел три недели в этой комнате? Четыре? Я не знаю, потому что они не считали недели в Эмписе. Во всяком случае, не наши недели. Солнце взошло и зашло. Иногда по ночам эти занавески освещались светом разбитых лун. Останки Беллы и Арабеллы образовали в небе нечто вроде ожерелья. Тогда я этого не видел, только колеблющийся свет сквозь колышущиеся занавески из тончайшего газа. Бывали времена, когда одна из моих медсестер (Дора была лучшей, Богоматерь Туфель) хотела закрыть окна за занавесками, чтобы «ночные испарения» не усугубили мое и без того тяжелое состояние, но я не позволяла этого, потому что воздух был таким сладким. Они повиновались, потому что я был принцем, и мое слово было законом. Я никому из них не сказал, что возвращаюсь к старому простому Чарли Риду. Они бы мне все равно не поверили.
Многие люди приходили навестить меня в комнате с развевающимися занавесками. Некоторые из них были мертвы.
Однажды пришел Йота – я отчетливо помню его визит. Он опустился на одно колено, приложил ладонь ко лбу, затем сел на низкий стул рядом с моей кроватью, где сидели мои седые медсестры, чтобы соскрести старые припарки (которые причиняли боль), промыть рану (которая причиняла еще большую боль), а затем наложить свежие припарки. Эта зеленоватая гадость – творение Клаудии – воняла до небес, но действовала успокаивающе. Это не значит, что я бы не предпочел пару средств из своего мира. Пара доз перкоцета была бы еще лучше.
— Ты выглядишь чертовски ужасно, — сказал Эй.
— Спасибо тебе. Очень любезно.
— Это был осиный яд, который подействовал на меня, — сказал Глаз. — На ноже. Ты помнишь нож и человека за дверью?
Я помнил. Джефф, старое доброе американское имя. Или Джефф, старый добрый британец.
— У меня была мысль, что Петра выбрала его своим супругом, как только Элден умер, и она стала королевой королевства.
— Он, вероятно, попросил одного из серых людей воткнуть этот нож в гнездо ос достаточно надолго, чтобы получилось хорошее покрытие. Бедняга, скорее всего, был ужален до смерти.
Я подумал, что это более чем вероятно, если осы в Эмписе были такими же большими, как тараканы.
— Но разве этому ублюдку было не все равно? — Йота продолжил. — Нет, нет, только не сын этой сучки. В прежние времена осы не были так опасны, но... — Он пожал плечами.
— Все изменилось, как только Флайт Киллер стал главным. К худшему.
— К худшему, да — . Он выглядел довольно забавно, сидя в этом низком кресле, подтянув колени к ушам. — Нам нужен был кто-то, кто спас бы нас. Мы поймали тебя. Полагаю, это лучше, чем ничего.
Я поднял здоровую руку и показал безымянный палец и мизинец — так мой старый друг Берти стрелял в кого-то птичкой.
Йота сказала:
— Яд Петры, может, и не так плох, как тот, что был намазан на нож этого ублюдка, но, судя по твоему виду, он был достаточно плох.
Конечно, это было плохо. Она слизнула слюну эльденской твари, и этот остаток был у нее во рту, когда она укусила меня. Мысль об этом заставила меня содрогнуться.
— Борись с этим, — сказал он, вставая. — Борись с этим, принц Чарли.
Я не видел, как он вошел, но я видел, как он уходил. Он прошел сквозь колышущиеся занавески и исчез.
Вошла одна из серых медсестер с озабоченным видом. Теперь можно было различить выражения на лицах пораженных; худшие из уродств могли остаться, но неуклонное прогрессирование болезни – проклятия – было остановлено. Более того, наблюдалось медленное, но неуклонное улучшение. Я увидел первый оттенок цвета на многих серых лицах, и паутина, превратившая руки и ноги в ласты, начала растворяться. Но я не верил, что кто-то из них выздоровеет навсегда. Клаудия снова могла слышать – немного, – но я думал, что Вуди навсегда останется слепым.
Медсестра сказала, что слышала, как я говорил, и подумала, что я, возможно, снова впадаю в бред.
— Я разговаривал сам с собой, — сказал я, и, возможно, так оно и было. В конце концов, Радар ни разу даже не подняла головы.
Кла заскочил в гости. Он не стал утруждать себя приветствием ладонью ко лбу и не сел, просто навалился на кровать.
— Ты жульничал. Если бы ты играл честно, я бы уложил тебя, принц ты или не принц.
— А чего ты ожидал? – спросил я. — Ты был по меньшей мере на сто фунтов тяжелее меня, и ты был быстр. Скажи мне, что ты бы не поступил так же на моем месте.
Он рассмеялся.
— Ты меня поймал, я отдаю тебе должное, но я думаю, что твои дни, когда ты ломал боевую палку о чью-либо шею, не закончились. Ты собираешься поправиться?