Я чуть было не спросил, уверена ли она, что я слишком молод для нее, но промолчал. Во-первых, я не должен был быть супругом королевы, не говоря уже о короле. Во-вторых, у меня был отец, который был бы в отчаянии, узнав, что я все еще жив. Была и третья причина для возвращения. Угроза, которую Гогмагог представлял для нашего мира, возможно, миновала (по крайней мере, на данный момент), но существовала также угроза, которую наш мир будет представлять для Эмписа. Если бы это было так, наш мир узнал бы, что он здесь, со всеми его несметными богатствами, доступными из некоего сарая в Иллинойсе.
— Ты был там, когда я убила своего брата. Я любила его таким, каким он когда-то был, я пыталась увидеть его таким, каким он когда-то был, но ты заставил меня увидеть монстра, которым он стал. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вспоминаю его и то, что я сделала. Я помню, чего мне это стоило. Ты это понимаешь?
— Это было не так уж плохо, Лия. Это было хорошо. Ты спасла королевство, и не для того, чтобы стать королевой. Ты сохранила его, потому что его нужно было сохранить.
— Это правда, и нет необходимости в ложной скромности между нами двумя, которые через столько прошли, но ты все еще не понимаешь. Видишь ли, я знала, что Флайт Киллер был моим братом. Клаудия рассказала мне об этом много лет назад, и я назвал ее лгуньей. Когда я с тобой, я всегда буду знать, что должен был сделать это раньше. Что удерживало меня, так это эгоистичная потребность любить его память. Пока королевство страдало, я кормил своих гусей, ухаживал за своим садом и жалела себя. Ты … Прости, Чарли, но когда я вижу тебя, я вижу свой позор. Что я выбрала быть немой фермершей, в то время как моя земля и мой народ медленно умирали вокруг меня. И все это время я знала.
Она плакала. Я потянулся к ней. Она покачала головой и отвернулась, как будто не могла вынести, что я вижу ее слезы.
Я сказал:
— Только что, когда ты пришла, Лия, я думал о плохом поступке, который я совершил. Постыдная вещь. Могу я тебе сказать?
— Если хочешь. – сказала она, все еще не глядя на меня.
— У меня был друг, Берти Берд. Хороший товарищ, но не очень хороший друг, если ты понимаешь, что я имею в виду. Я пережил трудное время после смерти моей матери. Мой отец пережил трудные времена, но я не очень задумывался о его трудных временах, потому что я был всего лишь ребенком. Все, что я знал, это то, что он был мне нужен, а его не было. Я думаю, ты должна это понимать.
— Ты же знаешь, что я люблю, — сказала Лия и отпила еще чаю. Она почти опустошила кувшин, а он был большой.
— Мы совершили несколько плохих поступков, Берти и я. Но тот, о котором я думал... там был парк, через который мы обычно срезали путь домой из школы. Кавано-парк. И однажды мы увидели там калеку, который кормил голубей. Он был одет в шорты, а на ногах у него были большие скобы. Мы с Берти подумали, что он выглядит глупо. Робо-Чувак, назвал его Берти
— Я не знаю, что это за м…
— Не бери в голову. Это не имеет значения. Он был калекой на скамейке, наслаждался солнцем, и мы с Берти посмотрели друг на друга, и Берти сказал: «Давай стащим его костыли». Я думаю, это был тот штамм, о котором вы говорили. Зло. Мы налетели и забрали их, и он закричал на нас, чтобы мы вернули их, но мы этого не сделали. Мы отнесли их на край парка и бросили в утиный пруд. Берти бросил один, а я другой. Смеялись все время. Мы бросили костыли калеки в воду, и как он вообще добрался домой, я не знаю. Они плавали, а мы смеялись.
Я разлил остатки чая. Он наполнил только половину стакана, и это было хорошо, потому что моя рука дрожала, а из глаз текли слезы. Я не плакала с тех пор, как оплакивала своего отца в Дип-Малине.
— Зачем ты мне это рассказываешь, Чарли?
Я не знал, когда начинал – я думал, что это та история, которую я никогда никому не расскажу, – но теперь я знал.
— Я украл твои костыли. Все, что я могу сказать в свое оправдание, это то, что я должен был.
— А, Чарли -. Она коснулась моей щеки. — В любом случае, ты не мог бы быть счастлив здесь. Ты не из этого мира, ты другой, и если ты не вернешься в ближайшее время, ты обнаружишь, что не сможешь жить ни там, ни там. — Она встала. — Я должна идти. Нам многое нужно сделать.
Я проводил ее до двери. В восьмом классе мы изучали хайку[269] на уроке английского языка, и тогда мне вспомнилось одно из них. Очень нежно я прикоснулся пальцем к ее покрытому струпьями рту.
— Когда есть любовь, шрамы так же красивы, как ямочки на щеках. Я люблю тебя, Лия.
Она коснулась моих губ так же, как я коснулся ее.
— Я тоже тебя люблю.
Она выскользнула за дверь и исчезла.
На следующий день пришли в гости Эрис и Джая, обе в комбинезонах и больших соломенных шляпах. Все, кто работал на улице, теперь носили шляпы, потому что солнце светило каждый день, словно компенсируя годы облаков, и кожа у всех – не только у тех из нас, кто провел долгое время в теминце, – была белой, как рыбий живот.
У нас была хорошая встреча. Женщины болтали о работе, которую они выполняли, и я рассказал им о своем выздоровлении, которое было почти полным. Никто из нас не хотел говорить о Дип Малин, или о «Первой Ярмарке», или о побеге, или о ночных солдатах. Конечно, не о мертвых, которых мы оставили позади. Они рассмеялись, когда я рассказал им, как с важным видом вошел Стукс. Я воздержался от рассказа полуночных визитах Келлина и Петры – в них не было ничего смешного. Я узнал, что отряд великанов прибыл из Крэтчи, чтобы присягнуть на верность новой королеве.
Джая заметила мой рюкзак и опустилась перед ним на колени, скользя ладонями по его красному нейлоновому корпусу и черным нейлоновым лямкам. Эрис стояла на коленях рядом с Радар и гладила ее.
— О-о-о, — сказала Джая, — это прекрасно, Чарли. Это было сделано там, откуда ты пришел?
— Да. Скорее всего, во Вьетнаме.
— Я бы многое отдала, чтобы иметь такую же -. Она подняла его за лямки. — И такой тяжелый! Ты сможешь его нести?
— Я справлюсь, — сказал я и вынужден был улыбнуться. Чертовски верно, он был тяжелым; вместе с моей одеждой и обезьянкой Радар в нем лежал дверной молоток из чистого золота. Клаудия и Вуди настояли, чтобы я взял его.
— Когда ты уезжаешь? — спросила Эрис.
— Дора говорит мне, что если я смогу дойти до городских ворот и обратно без обморока завтра, я смогу уйти послезавтра.
— Так скоро? — спросила Джая. — Очень жаль! Знаешь, по ночам устраиваются вечеринки, когда закончена дневная работа.
— Я думаю, тебе придется от души повеселиться за нас обоих, — сказал я.
В ту ночь Эрис вернулась. Она была одна, ее волосы были распущены, на ней было красивое платье вместо рабочей одежды, и она не теряла времени даром. Или слова.
— Ты ляжешь со мной, Чарли?
Я сказал, что был бы счастлив лечь с ней, если она извинит любую неловкость из-за того, что я до сих пор не имел такого удовольствия в своей жизни.
— Прелестно, — сказала она и начала расстегивать платье. — Ты можешь передать то, чему я тебя научу.
Что касается того, что последовало за этим... если это был трах в благодарность, я не хотел знать. И если это был трах из милосердия, все, что я могу сказать, это ура милосердию.
У меня было еще два посетителя, прежде чем я покинул Лилимар. Вошла Клаудия, ведя Вуди за локоть в черном пальто из альпаки. Шрамы на глазах Вуди ослабли и разошлись, но то, что я мог видеть в просветах, было ничем иным, как белизной.
— МЫ ПРИШЛИ ПОЖЕЛАТЬ ВАМ ВСЕГО ХОРОШЕГО И ПОБЛАГОДАРИТЬ ВАС!» — прогремела Клаудия. Она была близко к левому уху Вуди, и он отстранился, слегка поморщившись. — МЫ НИКОГДА НЕ СМОЖЕМ ОТБЛАГОДАРИТЬ ТЕБЯ КАК СЛЕДУЕТ, ШАРЛИ. РЯДОМ С БАССЕЙНОМ ЭЛЬЗЫ БУДЕТ СТОЯТЬ ТВОЯ СТАТУЯ. Я ВИДЕЛА РИСУНКИ, И ОНИ ДОВОЛЬНО...
— Эльза мертва с копьем в кишках. — Я не понимал, что злюсь на них, пока не услышал свой голос. -Много людей погибло. Тысячи, десятки тысяч, насколько я знаю. Пока вы двое сидели сложа руки. Лия, я понимаю... Она была ослеплена любовью. Она не могла заставить себя поверить, что ее брат был тем, кто сделал все это... это дерьмо. Но вы двое верили, вы знали, и все равно вы сидели сложа руки.
Они ничего не сказали. Клаудия не смотрела на меня, а Вуди не мог.
— Вы были членами королевской семьи, единственными, кто остался, кроме Лии. По крайней мере, единственные, кто имел значение. Они бы последовали за вами.
— Нет, — сказал Вуди. — Ты ошибаешься, Чарли. Только Лия могла сплотить их. Твой приход заставил ее сделать то, что должна делать королева, – руководить.
— Ты никогда не ходил к ней? Сказать ей, в чем заключается ее долг, независимо от того, насколько это может повредить? Вы были старше, предположительно мудрее, и вы никогда не давали ей советов?
269
Ха́йку (яп. 俳句) — жанр традиционной японской лирической поэзии вака, известный с XIV века. В самостоятельный жанр эта поэзия, носившая тогда название хокку, выделилась в XVI веке; современное название было предложено в XIX веке поэтом Масаока Сики. Поэт, пишущий хайку, называется хайдзин (яп. 俳人). Одним из самых известных представителей жанра был и до сих пор остаётся Мацуо Басё.