Снова тишина. Они были цельными людьми и, следовательно, не были прокляты серым, но они страдали от своих собственных несчастий. Я мог понять, как это ослабило их и вселило в них страх. Но я все еще был зол.
— Ты был нужен ей!
Клаудия потянулась и взяла меня за руки. Я чуть было не отдернул их, но передумал. Тихим голосом, который она, вероятно, сама не слышала, она сказала:
— Нет, Шарли, ты был тем, в ком она нуждалась. Ты был обещанным принцем, и теперь обещание выполнено. То, что ты говоришь, правда – мы были слабы, мы потеряли мужество. Но, пожалуйста, не оставляй нас в гневе. Пожалуйста.
Что я знал, это то, что был очень зол на них, но я не хотел уходить таким образом.
— Хорошо — Я говорил достаточно громко, чтобы она услышала. — Но только потому, что я потерял твой трехколесный велосипед.
Она откинулась на спинку стула с улыбкой. Радар уткнулась носом в ботинок Вуди. Он наклонился, чтобы погладить ее.
— Мы никогда не сможем отплатить тебе за храбрость, Чарли, но если у нас есть что-то, чего ты хочешь, это твое.
Ну, у меня был дверной молоток, который, по ощущениям, весил около четырех фунтов, и если цена на золото сейчас примерно такая же, как была, когда я ушел из Сентри, то он стоил около восемьдесят четыре тысячи долларов. Если добавить гранулы из ведра, я был довольно богат. Мог жить на широкую ногу, как говорится. Но была одна вещь, которую я мог бы использовать.
— Как насчет кувалды?
Не совсем то, что я сказал, но они поняли идею.
Я никогда не забуду ужасную крылатую тварь, которая пыталась вынырнуть из Темного Колодца. Это плохое воспоминание. Хорошим способом уравновесить это был отъезд из Лилимара на следующий день. Нет, хорошего недостаточно. Это прекрасное воспоминание, из тех, что вынимаешь, когда ни у кого нет для тебя доброго слова и жизнь кажется такой же безвкусной, как ломоть черствого хлеба. Это было нехорошо, потому что я уезжал (хотя я был бы откровенным лжецом, если бы не сказал, как сильно и с нетерпением я ждал встречи со своим отцом); это было прекрасно, потому что мне устроили проводы, которые были достойны … Я собирался сказать «достойный короля», но, думаю, я имею в виду «достойный уходящего принца», который возвращался обратно к парню из пригорода Иллинойса.
Я ехал с дробовиком в повозке, запряженной парой белых мулов. Дора, в красном платке на голове и изящных парусиновых туфлях, держала поводья. Радар сидела позади нас, навострив уши и медленно покачивая хвостом взад-вперед. По обе стороны Галлиен-роуд стояли серые люди. Они опустились на колени, приложив ладони ко лбу, когда мы приблизились, затем встали и приветствовали нас, когда мы проходили мимо. Мои выжившие товарищи из Дип-Малин трусили рядом с нами, Эрис толкала Дока Фрида в его инвалидном кресле с золотыми спицами. Один раз она подняла глаза и подмигнула мне. Я сразу же ей ответил. Над нами пролетело облако бабочек-монархов, такое густое, что затмило небо. Несколько приземлились у меня на плечах, медленно расправляя крылья, а один приземлился на голову Радар.
У открытых ворот стояла Лия, одетая в платье такого же темно-синего цвета, каким стали тройные шпили, с короной Галлиенов на голове. Ее ноги были расставлены так, что напомнили мне о том, как она стояла на каменной лестнице над Темным Колодцем с обнаженным мечом. Решительная.
Дора заставила мулов остановиться. Толпа, следовавшая за нами, замолчала. В руках Лия держала гирлянду из кроваво-красных маков, единственных цветов, которые продолжали расти в серые годы, и меня не удивило – как, думаю, и вас, – узнать, что жители Эмписа называли эти цветы Красной Надеждой.
Лия повысила голос, чтобы ее услышали те, кто толпился на улице позади нас.
— Это принц Чарли, который сейчас отправляется к себе домой! Он несет с собой нашу благодарность и мою непреходящую благодарность! Проводите его с любовью, люди Эмписа! Это мой приказ!
Они зааплодировали. Я наклонила голову, чтобы принять гирлянду... и скрыть свои слезы. Потому что, знаете ли, в сказках принц никогда не плачет. Королева Лия поцеловала меня, и хотя ее рот был разбит, это был лучший поцелуй, который у меня когда-либо был, по крайней мере, с тех пор, как умерла моя мать.
Я все еще чувствую это.
Глава тридцать вторая
В свою последнюю ночь в Эмписе я остановился там же, где и в первую, в маленьком домике Доры рядом с колодцем миров. Мы поели тушеного мяса, затем вышли на улицу посмотреть на огромное золотое обручальное кольцо в небе, которое было у Беллы и Арабеллы. Это было очень красиво, как иногда бывают сломанные вещи. Я снова задался вопросом, где же находится этот мир, и решил, что это не имеет значения; того, что это было, было достаточно.
Я снова заснула у камина Доры, положив голову на подушку с аппликацией в виде бабочки. Я спал без ночных посетителей и без дурных снов об Элдене или Гогмагоге. Была середина утра, когда я наконец проснулся. Дора усердно работала на швейной машинке, которую принес ей мистер Боудич, слева от нее лежала груда сломанных туфель, а справа — починенные. Мне было интересно, как долго еще продлится эта сделка.
В последний раз мы поужинали вместе: бекон, толстые ломти домашнего хлеба и омлет из гусиных яиц. Когда с едой было покончено, я в последний раз пристегнул оружейный пояс мистера Боудича. Затем я опустился на одно колено и приложил ладонь ко лбу.
— Нет, нет, Чарли, встань. — Ее голос все еще был сдавленным и хриплым, но улучшался с каждым днем. Казалось, каждый час. Я поднялся на ноги. Она протянула ко мне руки. Я не просто обнял ее, я поднял ее и закружил, заставляя ее смеяться. Затем она опустилась на колени и скормила моей собаке два кусочка бекона из своего фартука.
— Рэй, — сказала она и обняла ее. — Я люблю тебя, Рэй.
Она прошла со мной половину подъема на холм, к свисающим виноградным лозам, которые закрывали вход в туннель. Эти виноградные лозы теперь зеленели. Мой рюкзак был тяжел на спине, а кувалда, которой я размахивал правой рукой, была тяжелее, но солнце на моем лице было прекрасным.
Дора в последний раз обняла меня, а Радар в последний раз похлопала. В ее глазах стояли слезы, но она улыбалась. Теперь она могла улыбаться. Остаток пути я прошел сам и увидел, что нас ждет еще один старый друг, красный на фоне растущей зелени виноградных лоз. Радар тут же легла на живот. Снаб проворно вскочила на спину и посмотрела на меня, подергивая усиками.
Я сел рядом с ними, снял рюкзак и расстегнул клапан.
— Как у вас дела, сэр Снаб? Нога совсем зажила?
Радар рявкнул один раз.
— Хорошо, это хорошо. Но это все, на что ты способен, верно? Атмосфера моего мира может тебе не понравиться.
На дверном молотке, завернутое в футболку «Хиллвью Хай», лежало то, что Дора назвала «ай-йе-йи», что, как я понял, означает «малышка лайт». У нее все еще были проблемы с согласными, но я подумал, что со временем это может исправиться. Детский огонек представлял собой огарок свечи в круглом стакане. Я снова надел рюкзак, откинул стеклянный колпачок и зажег свечу серной спичкой.
— Да ладно тебе, Радар. Пришло время.
Она поднялась на ноги. Снаб спрыгнул вниз. Он остановился, еще раз взглянул на нас своими серьезными черными глазами, затем спрыгнул в траву. Я видел его на мгновение дольше, потому что он двигался в неподвижном воздухе, а маки — нет. Потом он исчез.
Я бросил последний взгляд с холма на дом Доры, который казался намного лучше – уютнее – на солнце. Радар тоже оглянулась. Дора помахала рукой из-под своих рядов висящих туфель. Я помахал в ответ. Затем я схватил кувалду и смахнул в сторону свисающие виноградные лозы, открывая темноту за ними.
— Хочешь пойти домой, девочка?
Моя собака первой вошла внутрь.
Мы достигли границы между мирами, и я почувствовал дезориентацию, которую помнил по своим другим путешествиям. Я немного пошатнулся, и детская лампочка погасла, хотя сквозняка не было. Я велел Радару подождать и достал еще одну спичку из одной из пустых петель для пуль на поясе мистера Боудича. Я чиркнул спичкой по шершавому камню и снова зажег свечу. Гигантские летучие мыши порхали и пищали над головой, затем успокоились. Мы пошли дальше.
Когда мы подошли к колодцу с его спиральным кольцом узких ступеней, я заслонил свечу и посмотрел вверх, надеясь, что не увижу света, проникающего сверху. Свет означал бы, что кто-то передвинул доски и пачки журналов, которые я использовал в качестве камуфляжа. Это было бы нехорошо. Мне показалось, что я действительно видел очень слабый свет, но, вероятно, это было нормально. В конце концов, камуфляж не был идеальным.