Тот ужасный день (я никогда не смогу передать вам, насколько он ужасен), казалось, длился вечно, но, наконец, ближе к вечеру я начал ощущать первое истощение. Кажется, я немного поплакал, но точно не помню. Если я и сделал это, то, думаю, в такой же степени для Радар, как и для себя. Я проделал с ней весь этот путь и добился того, ради чего пришел, но в конце концов все это оказалось напрасным. Из-за проклятого карлика. Я пожалел, что Радар не вырвала ему горло, а не часть штанов на заднице.
Хуже всего было доверие, которое я видел в глазах Радар каждый раз, когда она смотрела на меня.
Ты доверился дураку, подумал я. Тебе не повезло, дорогая.
Мы подошли к заросшему парку, окруженному с трех сторон серыми зданиями с пустыми балконами. Они казались мне чем-то средним между дорогими кондоминиумами, выстроившимися вдоль Голд-Кост в Чикаго[198], и тюремными камерами. В центре его стояла огромная статуя на высоком пьедестале. На нем были изображены мужчина и женщина, обрамляющие огромную бабочку, но, как и все другие произведения искусства, с которыми я сталкивался в Лилимаре (не говоря уже о бедной убитой русалке), оно было в основном уничтожено. Голова и одно крыло бабочки были измельчены в порошок. Другое крыло сохранилось, и, судя по тому, как оно было вырезано (весь цвет исчез, если он вообще когда-либо был), я был уверен, что это был монарх. Мужчина и женщина, возможно, были королем и королевой в былые времена, но невозможно было сказать наверняка, потому что оба они выше колен были разрушены.
Пока я сидел и смотрел на эту разрушенную картину, по всему городу с привидениями прозвенели три колокола, каждый звон был протяжным и торжественным. Тебе не нужно проходить через ворота, когда прозвенят три колокола, сказала Клаудия, но вскоре после этого ты должен покинуть Лилимар! До наступления темноты!
Скоро стемнеет.
Я начал крутить педали – зная, что это будет бесполезно, зная, что я запутался в паутине, которую Питеркин назвал Лилией, задаваясь вопросом, какой новый ужас принесут ночные солдаты, когда придут за нами, – а затем я остановился, пораженный внезапной идеей, которая была одновременно дикой и совершенно разумной.
Я развернулся и вернулся в парк. Я начал слезать с мотодельтаплана, прикинул высоту пьедестала, на котором стояла разрушенная статуя, и передумал. Я крутанула педали в высокой траве, надеясь, что там нет этих противных желтых цветов, которые могли бы вызвать у меня ожог. Я также надеялся, что трехколесный велосипед не увязнет, потому что земля была мягкой от дождя. Я наклонился вперед и продолжал крутить педали. Радар следовала за мной, не идя и даже не бегая, а подпрыгивая. Даже в моей нынешней ситуации это было чудесно видеть.
Скульптурная картина была окружена стоячей водой. Я остановился в ней, повесил рюкзак на руль, встал на сиденье мотодельтаплана и потянулся вверх. Приподнявшись на цыпочки, я смог просто дотянуться пальцами до шершавого края пьедестала. Поблагодарив Бога за то, что я все еще был в довольно хорошей форме, я подтянулся, поставил сначала одно предплечье, а затем другое на поверхность, усеянную каменной крошкой, и вскарабкался на пьедестал. У меня похолодело внутри, когда я подумал, что опрокинусь назад, приземлюсь на мотодельтаплан и, вероятно, что-нибудь сломаю, но я сделал последний выпад и схватил каменную женщину за ногу. Я получил пару хороших царапин на животе от обломков, когда подтягивался, но серьезных повреждений не получил.
Радар смотрела на меня снизу вверх и лаяла. Я сказал ей замолчать, и она замолчала. Однако она продолжала вилять хвостом: разве она не замечательна? Посмотрите, какая она изящная!
Я встал и схватил оставшееся крыло бабочки. Может быть, в этом осталось немного волшебства – хорошего рода, – потому что я почувствовал, как часть моего страха ушла. Держа его сначала одной рукой, а затем другой, я медленно повернулся на триста шестьдесят градусов. Я увидел три шпиля дворца на фоне темнеющего неба, и теперь они были примерно там, где то, что осталось от моего чувства направления, подсказывало мне, что они должны быть. Я не мог видеть городскую стену и на самом деле не ожидал этого. Пьедестал, на котором я стоял, был высок, но на пути стояло слишком много зданий. Намеренно, я был почти уверен.
— Подожди, Радар, — сказал я. — Это не займет много времени. Я надеялся, что был прав насчет этого. Я наклонился, поднял кусок камня с острым концом и небрежно зажал его в кулаке.
Время шло. Я сосчитал до пятисот десятками, потом пятерками, потом сбился со счета. Я был слишком озабочен тем, как уходит день. Я почти чувствовал, как он утекает, как кровь из сильного пореза. Наконец, как раз в тот момент, когда я начал думать, что забрался сюда напрасно, я увидел, как в том, что я решил назвать югом, возникла тьма. Она надвигалась на меня. Монархи возвращались на ночь. Я вытянула руку, направив ее, как винтовку, на приближающихся бабочек. Я потерял облако из виду, когда снова опустился на колени, но продолжал держать руку прямо. Я использовал острие подобранного осколка, чтобы нацарапать отметину на боковой стороне пьедестала, затем прицелился вдоль вытянутой руки в промежуток между двумя зданиями на дальней стороне парка. Это была исходная точка. Если на пути не будет препятствий, то мы выйдем к складу
Я развернулась на коленях и свесила ноги с края постамента. Я хотел свиснуть с пьедестала на руках, но руки соскользнули, и я упал. Радар издала одиночный тревожный сигнал. Я знал достаточно, чтобы согнуть колени и перекатиться при приземлении. Земля была мягкой после дождя, и это было хорошо. Меня с головы до ног должно было забрызгать грязью и водой, но этого не произошло. Я встал (чуть не упав при этом на свою нетерпеливую собаку), вытер лицо и поискал свою метку. Я указал рукой вдоль нее и с облегчением увидел, что промежуток между двумя зданиями все еще там. Здания – деревянные, а не каменные – располагались по диагонали через парк. Я видел местами стоячую воду и знал, что трехколесный велосипед наверняка увязнет, если я попытаюсь прокатиться по этим лужам. Я собирался извиниться перед Клаудией за то, что бросил велосипед, но я буду беспокоиться об этом, когда увижу ее. Если я это сделаю.
— Давай, девочка -. Я накинул рюкзак и побежал.
Мы шлепали по широким лужам стоячей воды. Некоторые были неглубокими, но местами вода доходила мне почти до колен, и я чувствовал, как грязь пытается стащить кроссовки с моих ног. Радар легко шла по воде, язык летал, глаза блестели. Ее мех был мокрым и прилипал к ее новому мускулистому телу, но она, казалось, этого не замечала. У нас было настоящее приключение!
Здания показались мне похожими на склады. Мы добрались до них, и я остановился достаточно надолго, чтобы переобуться и завязать одну из своих промокших кроссовок. Я оглянулся на пьедестал. Я больше не мог различить свой след – разрушенная статуя была по крайней мере в сотне ярдов позади нас, – но я знал, где она находится. Я указал обеими руками назад и вперед, а затем побежал между зданиями с Радар рядом со мной. Да, это были склады. Я чувствовал древний призрачный аромат рыбы, которая хранилась в них давным-давно. Мой рюкзак подпрыгивал и подпрыгивал. Мы вышли на узкий переулок, вдоль которого тянулось еще больше складов. Все они выглядели так, как будто их взломали – возможно, разграбили – давным-давно. Пара прямо напротив нас стояла слишком близко друг к другу, чтобы проскользнуть между ними, поэтому я повернул направо, нашел переулок и побежал по нему. На противоположной стороне был чей-то заросший сад. Я свернул влево, вернулся к тому, что, как я надеялся, было моей прежней прямой линией, и побежал дальше. Я пытался убедить себя, что это не сумерки – еще нет, еще нет, – но это были сумерки.
Снова и снова мне приходилось обходить здания, которые стояли у нас на пути, и снова и снова я пытался вернуться на прямой курс к тому месту, где я видел бабочек. Я больше не был уверен, что не сбился, но я должен был попытаться. Это было все, что я мог сделать.
Мы прошли между двумя большими каменными домами, промежуток был таким узким, что мне пришлось двигаться боком (у Радар такой проблемы не было). Я вышел и справа от себя, в проходе между тем, что когда-то могло быть большим музеем, и застекленной оранжереей, увидел городскую стену. Она возвышался над зданиями на дальней стороне улицы, облака в сгущающихся сумерках были такими низкими, что верхушка терялась.
— Радар! Вперед!
Из-за этого мрака невозможно было понять, наступила ли настоящая тьма или нет, но я ужасно боялся, что она наступила. Мы побежали по улице, на которую вышли. Не той, что надо, но рядом с Галлиен-роуд, я был в этом уверен. Впереди здания уступили место кладбищу на дальней стороне улицы. На нем было полно покосившихся надгробий, мемориальных памятников и нескольких зданий, которые должны были быть склепами. Это было последнее место, куда я хотел бы оказаться после наступления темноты, но если я был прав – Боже, пожалуйста, позволь мне быть правым, молился я, – это был путь, которым мы должны были пройти.
198
Gold Coast («Золотой берег»). Престижный район, протянувшийся на берегу озера вдоль Мичиган-авеню. Голд-Кост является популярным местом для жителей и гостей города с историческими особняками, бутиками и закусочными. Самые известные улицы: Оук-Стрит (Oak Street) и Раш-Стрит.