Я смотрел достаточно повторов «Коломбо»[206] с моим отцом по воскресеньям днем, чтобы знать трюк с «Еще одним вопросом», но я все равно чувствовал тошнотворный страх.
Я вернулся и встал рядом со стулом, на котором сидел. Келлин открыл маленький ящичек чайного столика и что-то достал оттуда. Это был бумажник... но не мой бумажник. Мой был «кордован лорд Бакстон», подаренный мне отцом на день рождения, когда мне исполнилось четырнадцать. Этот был вялым, черным и потертым.
— Что это? Просто любопытно.
— Я не знаю.
Но как только мой первоначальный шок прошел, я поняла, что да. Я вспомнил, как Дора дала мне жетоны на кожаную обувь, а затем жестом попросила меня снять рюкзак, чтобы мне не пришлось нести его к Лии. Я открыл пачку и положил бумажник в задний карман, просто автоматически. Не думая об этом. И не смотрел тоже. Я смотрел на Радар, задаваясь вопросом, будет ли с ней все в порядке, если я оставлю ее с Дорой, и все это время вместо своего бумажника я носил бумажник Кристофера Полли.
— Я нашел его и поднял. Подумал, что это может быть что-то ценное. Сунул его в карман и забыл о нем.
Он открыл бумажник и вытащил единственные деньги, которые были при Полли, – десятидолларовую купюру.
— Это могут быть деньги, но я никогда не видел ничего подобного.
Александр Гамильтон[207] выглядел так, словно мог бы быть одним из целого народа Эмписа, может быть, даже членом королевской семьи, но на банкноте не было ни одного понятного слова, только запутанная тарабарщина, от которой у меня чуть не вылезли глаза. И вместо цифры 10 в углах были символы: «Вы знаете, что это такое?»
Я покачал головой. Слова и цифры на купюре, по-видимому, не поддавались переводу ни на английский, ни на имперский, а попали в какую-то лингвистическую пустошь.
Затем он достал просроченные водительские права Полли. Его имя можно было прочитать; все остальное представляло собой массу рун, разбитых случайной узнаваемой буквой.
— Кто такой этот Полли и что это за фотография? Я никогда не видел ничего подобного.
— Я не знаю. — Кое-что я знал: выбросить свой рюкзак, чтобы я мог бежать быстрее, было фантастической удачей. В нем был мой собственный бумажник, и мой телефон – я уверен, что это заинтересовало бы его намного больше – и указания, которые я набросал по команде Клаудии. Я сомневался, что слова на этом листе были бы рунической тарабарщиной, как на десятидолларовой банкноте или на DL[208] Полли. Нет, они были бы написаны на эмписарском.
— Я тебе не верю, Чарли.
— Это правда, — прохрипел я. — Я нашел его в канаве у дороги.
— А эти? — Он указал на мои грязные кроссовки. — В канаве? Рядом с дорогой?
— Да. С этим. — я указал на бумажник, затем подождал, пока он достанет револьвер мистера Боудича. Как насчет этого, Чарли? Мы нашли его в высокой траве за главными воротами. Я был почти уверен, что это должно было произойти.
Но этого не произошло. Вместо того чтобы достать револьвер, как фокусник, вытаскивающий кролика из шляпы, Келлин швырнул бумажник через всю комнату.
— Уберите его! — крикнул он Аарону. — Он грязный! Его грязь на моем ковре, на моем стуле, даже на чашке, которую он использовал! Уберите эту лживую мразь из моей каюты!
Я был очень рад убраться.
Глава двадцать первая
Вместо того, чтобы вернуться тем же путем, которым мы пришли, Аарон направил меня вниз по трем разным лестничным пролетам, идя позади меня и время от времени постукивая меня своей гибкой палкой. Я чувствовала себя коровой, которую загоняют в загон, что было уродливо и унизительно, но, по крайней мере, я не чувствовала, что меня везут на бойню. В конце концов, я был номером тридцать один и, следовательно, ценным. Я не знал почему, но у меня забрезжила идея. Тридцать один — простое число, делящееся только на единицу и само по себе. Тридцать два, хотя … это было делимо на всем пути вниз.
По пути мы миновали множество дверей, большинство из которых были закрыты, некоторые либо открыты, либо стояли приоткрытыми. Я никого не слышал в этих комнатах. Чувство, которое я испытал во время нашего путешествия, было чувством заброшенности и ветхости. Там были ночные солдаты, но у меня была идея, что в остальном дворец был не очень населен. Я понятия не имел, куда мы направляемся, но наконец я начал слышать звук громко стучащего оборудования и равномерный стук барабана, похожий на сердцебиение. К тому времени я был почти уверен, что мы были даже глубже, чем Дип Малин. Газовые форсунки на стенах расходились все дальше друг от друга, и многие из них потухли. К тому времени, когда мы достигли конца третьей лестницы – к тому времени барабан был очень громким, а механизмы еще громче – большую часть света обеспечивала голубая аура Аарона. Я поднял кулак, чтобы постучать в дверь у подножия лестницы, и сильно – я не хотел еще одного удара по затылку от ненавистной палки.
-Не-а, не-а, — сказал Аарон своим странно насекомоподобным голосом. — Просто открой это.
Я поднял железную задвижку, толкнул дверь, и на меня обрушилась стена звука и тепла. Аарон подтолкнул меня внутрь. На моем лице и руках почти сразу же выступил пот. Я оказался на парапете, окруженном железными перилами высотой по пояс. Круглая площадка подо мной выглядела как тренажерный зал в аду. По меньшей мере две дюжины серых мужчин и женщин быстро прогуливались по беговым дорожкам, у каждого на шее была петля. Трое ночных солдат прислонились к каменным стенам, держа в руках гибкие хлысты, и наблюдали. Еще один стоял на чем-то вроде подиума, барабаня по высокому деревянному цилиндру, похожему на барабан-конгу[209]. На барабане были нарисованы кровоточащие бабочки–монархи, что, вероятно, было неточно — я не думаю, что бабочки кровоточат. Прямо напротив меня, за беговыми дорожками, стояла грохочущая машина, сплошь из вентиляторов и поршней. Она тряслась на своей платформе. Над ней была единственная электрическая лампочка, похожая на те, которые механики используют, чтобы заглянуть под капоты автомобилей, которые они чинят.
То, что я видел, напомнило мне военные корабли в одном из моих любимых фильмов TCM «Бен-Гур». Мужчины и женщины на этих беговых дорожках были рабами точно так же, как когда-то мужчины, гребшие на военных кораблях. На моих глазах одна из женщин споткнулась, вцепилась в веревку, впившуюся ей в шею, и сумела снова вскочить на ноги. Двое ночных солдат наблюдали за ней, затем посмотрели друг на друга и рассмеялись.
— Ты бы не хотел быть там, внизу, малыш, не так ли? — спросил Аарон у меня за спиной.
— Нет. — Я не знал, что было более ужасным – заключенные, шагающие быстрым шагом, который был почти бегом, или то, как двое мужчин-скелетов смеялись, когда женщина потеряла равновесие и начала задыхаться. — Нет, не хотел бы.
Мне было интересно, сколько тока может вырабатывать эта колымага-генератор, работающая на беговой дорожке. Я предполагал не так уж много; в апартаментах Верховного лорда было электричество, но я больше нигде его не видел. Только газовые форсунки, которые тоже были в не очень хорошем состоянии.
— Сколько времени им нужно, чтобы...
— Смена длится двенадцать часов. — Он сказал не часов, но мой разум снова произвел перевод. Я слышал эмписарский, я говорил на нем, и у меня получалось лучше и так, и так. Вероятно, я бы еще не смог произнести сленговый термин, аналогичный «потрясающему соусу», но даже это может со временем появиться. — Если только они не задохнутся. Мы держим несколько штук в резерве на случай, если это произойдет. Давай, малышка. У тебя была возможность посмотреть. Пора уходить.
Я был рад уйти, поверьте мне. Но прежде, чем я отвернулся, упавшая женщина взглянула на меня. Ее волосы свисали потными клочьями. Ее лицо было покрыто узлами и холмиками серой плоти, но от ее черт осталось достаточно, чтобы я мог видеть ее отчаяние.
Неужели вид этого отчаяния разозлил меня так же, как вид убитой русалки? Я не уверен, потому что все это меня разозлило. Прекрасная земля была осквернена, и вот результат: целые люди, запертые в темнице, больные люди с петлями на шее, вынужденные бегать на беговых дорожках, чтобы обеспечить электрическое освещение для Верховного лорда и, возможно, еще нескольких счастливчиков, один из которых почти наверняка был главным человеком или существом: Флайт Киллер.
— Радуйся, что ты цел, — сказал Аарон. — По крайней мере, на некоторое время. Но скоро ты пожалеть об этом.
Просто для пущей убедительности он хлестнул меня по шее своей гибкой палкой, снова порезав ее.
206
«Коломбо» (англ. Columbo; в другом переводе «Меня зовут Коломбо») — американский детективный телесериал, созданный Ричардом Левинсоном и Уильямом Линком. Пилотная серия вышла в эфир в 1968 году; регулярно снимался в 1971—1978 годах (44 эпизода из 69), и после перерыва в 1989—2003 годах.
207
Александр Гамильтон (англ. Alexander Hamilton; 11 января 1755/1757 — 12 июля 1804) — американский государственный и политический деятель, юрист, экономист, банкир и военный, один из отцов-основателей США. Гамильтон был офицером американской армии во время Войны за независимость США, впоследствии стал первым государственным казначеем США, и на этом посту создал американскую финансовую систему, основал Партию федералистов, и был одним из творцов экономической политики кабинета Джорджа Вашингтона. Он решил проблему государственного долга, создал два первых центральных банка США и систему таможенных сборов, наладил торговые отношения с Великобританией. Гамильтон был сторонником сильного федерального правительства с широкими полномочиями исполнительной власти, сторонником развитой экономики, государственных банков, мануфактурного производства и сильной армии. Его портрет размещен на 10-долларовой купюре
209
Конга, тумбадора — высокий и узкий бочкообразный кубинский барабан. Бывает трёх видов: кинто (высокий), трес, или просто конга (средний), и тумба, или салидор (низкий).