Издатель магистр Багге ввел меня в Стокгольмское литературное общество, давшее в честь меня и немецкого гостя, доктора Лео, обед. Президент провозгласил тост «за двух почетных гостей: господина Андерсена из Копенгагена, автора «Импровизатора» и «Сказок», и за доктора Лео, редактора «Северного телеграфа». Затем поднял бокал за мое здоровье магистр Багге, и в прекрасной, прочувствованной речи провозгласил тост за меня и за мое отечество, и попросил меня передать моим землякам сердечный привет шведского народа.
Я ответил на это строфой из моей песни:
и прибавил: «Много и других скальдов появилось на датском и шведском берегах, и благодаря им-то народы и стали понимать друг друга лучше, почувствовали в себе биение родственных сердец. Биение шведского сердца отозвалось в последнее время в наших сердцах особенно явственно. В эту минуту я чувствую это особенно сильно!» Тут слезы выступили у меня на глазах, а кругом загремело «ура!»
Бесков представил меня королю Оскару, который принял меня так сердечно, что мне показалось, будто мы с ним старые знакомые, а между тем я видел его в первый раз. Я поблагодарил короля за пожалованный мне недавно орден Северной Звезды. Он долго беседовал со мной и, между прочим, высказал чувства особой симпатии к датскому народу и нашему королю. Разговор зашел и о войне. Я сказал, что в самом характере нашего народа лежит сознание права, которого он и держится крепко, забывая даже о своей малочисленности. В беседе этой я имел случай узнать и оценить благородную душу короля. Под конец он спросил меня, скоро ли я вернусь обратно в Стокгольм из Упсалы, куда я собирался, – он желал тогда пригласить меня во дворец к обеду. «И королева, супруга моя, – сказал он, – знакома с вашими произведениями и будет рада познакомиться с вами лично!»
По возвращении из Упсалы я и был приглашен к королевскому столу. Королева, очень напоминавшая свою мать, герцогиню Лейхтенбергскую, которую я видел в Риме, приняла меня просто и сердечно и сказала, что давно знает меня по моим произведениям и по «Das Märchen meines Lebens». За столом я сидел рядом с Бесковым, прямо против королевы. После обеда я прочел вслух сказки: «Лен», «Гадкий утенок», «История одной матери» и «Воротничок». Во время чтения сказки «История одной матери» я заметил на глазах благородной королевской четы слезы. И как тепло, сердечно выразили они потом мне свою признательность, какие они оба были простые, милые! Прощаясь, королева протянула мне руку, которую я поцеловал. И она и король оказали мне честь, пригласив меня вновь посетить их и прочесть им еще что-нибудь. В следующий раз меня и Бескова пригласили в покои королевы за час до обеда. Здесь мы нашли королеву, принцессу Евгению, кронпринца, принцев Густава и Карла, а скоро явился и король. «Поэзия оторвала меня от дел!» – сказал он. Я прочел «Ель», «Штопальную иглу», «Девочку со спичками» и по общему желанию «Лень». Король слушал с большим вниманием. «Глубокая поэзия, которою дышат эти маленькие поэмы», как он выразился, очень нравилась ему, и он прибавил, что читал эти сказки еще во время своей поездки в Норвегию. Все три принца крепко пожали мне руку, а король пригласил меня присутствовать на празднестве в день его рождения четвертого июля. Бескову было поручено быть моим чичероне.
Вскоре я узнал, что в Стокгольме затевается публичное чествование меня, и мне стало не по себе. Я ведь знал, какое неудовольствие возбудит такое чествование у нас на родине, сколько даст пищи злым пересудам. И при одной мысли, что мне придется быть героем праздника, меня била лихорадка; я, как преступник – суда, боялся этого торжественного вечера с заздравными тостами и длинными речами.
Вечер, однако, настал. В торжестве принимали участие и многие дамы, в том числе известная, даровитая г-жа Карле´н, не столь известная, но очень даровитая романистка «Вильгельмина» (псевдоним) и артистка г-жа Страндберг. Г-жа Карле´н пригласила меня прогуляться с ней под руку по саду, но нам нельзя было удалиться в ту часть сада, куда мне хотелось, туда, где не теснились зрители, а надо было именно показаться публике, которая «тоже желала видеть г-на Андерсена». Все это свидетельствовало о расположении ко мне, но меня порядком мучило; мысленно я уже видел весь этот праздник в карикатуре на страницах «Корсара». Ведь даже Эленшлегер, перед которым все-таки привыкли преклоняться, попал в карикатуру после своей поездки в Швецию!