На следующее утро погода опять была серая, угрюмая, под стать общему настроению. Я отправился к Кристиансборгскому дворцу. Вся площадь была заполнена народом. Президент совета Галль вышел на балкон и провозгласил: «Король Фредерик VII скончался! Да здравствует король Кристиан IX!» Загремело «ура», и король несколько раз показывался народу. От скромной и счастливой семейной жизни он был призван к правлению государством и перенес вместе с ним тяжелые испытания. Весь мир знает о последней несчастной войне Дании. Датский солдат не знает устали, храбр, прост и честен. С пением, с криками «ура» шли войска на защиту оплота Дании против вторжения немцев, вала Данневирке.
Я еще не терял надежды, что Бог спасет Данию, но по временам в сердце мое закрадывался страх. Никогда не чувствовал я глубже, насколько я привязан к родине. Я не забыл, сколько знаков искренней любви, уважения и дружбы удостоился я в Германии, не забыл своих дорогих немецких друзей, но теперь между нами был положен обнаженный меч. Я не забываю добра и друзей, но родина моя – мать мне, и она мне всего дороже!
1864 г
В новогоднее утро был трескучий мороз, и я невольно вспомнил о наших солдатах на форпостах и в холодных бараках и подумал: «Теперь мороз соорудил мост для врага, и на берега наши хлынут неприятельские полчища! Что-то будет!» Меня не поддерживала непоколебимая уверенность большинства окружающих в неприступности Данневирке. Я ведь знал, что благодаря железным дорогам Германия могла затопить нашу страну полчищами своих солдат, как море в бурю затопляет волнами берег. Я и спросил раз одного из своих воодушевленных земляков: «А если возьмут Данневирке, как тогда быть нашим войскам в Дюббёле и Альсе? Они ведь окажутся отрезанными?» – «Как может датчанин задавать подобный вопрос! – воскликнул он. – Как можно допускать самую мысль, что Данневирке будет взят!» Так велика была вера датчан в Бога, нашу опору и защиту.
Почти ежедневно отбывали на театр военных действий все новые и новые полки наших солдат, все молодежь, отправлявшаяся на войну весело, смело, как на пир. Я неделями и месяцами не чувствовал себя в состоянии заниматься чем бы то ни было; все мои мысли были там. Первого февраля была получена телеграмма, извещавшая о переходе немцев через Эйдер и о начале военных действий. В конце недели пронеслись зловещие слухи об оставлении нашими войсками Данневирке без боя и об отступлении их к северу. Мне казалось, что все это только страшный сон; я глубоко скорбел, и не я один, всех охватило то же чувство глубокой скорби. Семнадцатого февраля неприятель перешел через Kóngeaa (Королевская река), но Дюббёль и Альс оставались еще за нами.
Предшествовавшая война все-таки подняла наш дух; тогда выдавались светлые минуты побед, теперь же мы стояли лицом к лицу с грозной силой, одни, покинутые всеми, и могли утешать себя лишь тем, что если «Бог унижает, Он же и возвышает!».
В походных лазаретах лежали рядом и датчане и немцы. Из Фленсборга ежедневно являлись сострадательные дамы, обходили раненых и приносили им разные прохладительные напитки и фрукты. Какая-то немецкая патриотка протянула было прохладительное одному датскому солдату, но, услыхав, что он благодарит ее по-датски, отдернула свое приношение и повернулась к другому больному, спрашивая его, какой он национальности. «Пруссак! – ответил он, но оттолкнул ее руку со словами: – Не надо мне от тебя ничего, раз ты не дала ему! Теперь мы с ним товарищи! Здесь не поле брани!»
2 апреля беззащитный город Сёндерборг был выжжен неприятелем дотла, и скоро вражьи полчища наводнили всю Ютландию.
Я все еще не терял надежды и веры в Божью милость к нам и пел в то время, как горсть наших храбрецов отбивалась от врага за полуразрушенными шканцами:
Но что поделает в наше время горсть храбрецов против вдесятеро сильнейшего врага! Я готовился ко всему худшему, предчувствовал, что отечество мое подвергнется жесточайшему расчленению и истечет кровью, так что родной язык мой будет раздаваться лишь как эхо с берегов Норвегии. Все мои друзья и знакомые были так же убиты, подавлены горем, как и я. И все мы одинаково горели любовью к родине.