Дорожная жизнь для меня окончилась, теперь мне предстояло плотно осесть на родной почве, пить лучи родного солнышка, подвергаться резким ветрам родины, опять барахтаться в разном вздоре, от которого не уйдешь никуда, разве в сказку, но также и жить, наслаждаясь всем великим, добрым и прекрасным, чем одарил Господь мою родину. Друзья мои – семейство Мельхиор – встретили меня на вокзале и увезли в свою усадьбу «Ролигхед». Над дверями красовались гирлянды из цветов, флаги и надпись: «Добро пожаловать!» С балкона своей комнаты увидел я вдали Зунд, весь покрытый парусными судами и пароходами… Здесь, в кругу дорогих друзей, окруженный всеми удобствами и вниманием, проводил я свои дни в высшей степени весело и приятно.
В числе выдающихся людей, с которыми я виделся здесь, был и молодой художник Карл Блок; я очень высоко ценил его талант; познакомился я с ним еще в Риме, здесь же сошелся с ним поближе и стал еще больше ценить его и как художника, и как человека. Ему-то я и посвятил новые сказки, вышедшие в конце этого года.
Вскоре по возвращении на родину я опять был приглашен в королевскую семью и принят с обычной приветливостью. В конце этой недели назначен был отъезд нашей милой принцессы Дагмары в Россию, где ей предстояло сделаться великой княгиней. Последнее свидание и беседа с нею в ее родном доме глубоко взволновали меня.
Когда она уезжала, я стоял в толпе на мостках, перекинутых с корабля, на котором она уезжала со своими родителями. Принцесса увидела меня, подошла ко мне и приветливо протянула мне руку. Тут слезы брызнули у меня из глаз, и я от всего сердца вознес к Богу горячую молитву о молодой принцессе. Теперь она счастлива: ее и там ждала такая же счастливая семейная жизнь, как та, которую она оставила здесь.
Я еще не успел побывать у милой г-жи Ингеман и теперь поспешил к ней. Она была так оживлена, так радовалась, что зрение опять к ней вернулось, а еще более радовалась мысли, что скоро, быть может, прозреет еще лучше – свидится с Ингеманом.
Из Сорё я проехал в Гольштейнборг, а вернувшись в Копенгаген, переехал на новую квартиру. Может быть, кое-кого из моих заокеанских друзей [41] и заинтересует описание моего копенгагенского жилища. Дом находится на Новой Королевской площади; на первом этаже помещается одно из наиболее посещаемых в городе кафе; на втором этаже ресторан, на третьем клуб, на четвертом, где находится моя квартира, живет еще врач, а надо мною фотографический павильон. Таким образом, у меня под руками и еда, и питье, и общество, и даже врачебная помощь на всякий случай, а также фотография, если я пожелаю оставить свой портрет потомству. Кажется, недурно устроился! Обе мои комнаты невелики, но очень уютны, залиты солнцем и украшены статуями, картинами, книгами и цветами, о которых заботятся мои верные приятельницы. Каждый вечер у меня на выбор два места – в королевском театре и в «Казино». Друзья мои рассеяны повсюду, во всех классах общества, и я всегда нахожу у них радушный и сердечный прием.
1867 г
В конце января профессор Гёт [42] с огромным успехом читал мои сказки: «Мотылек» и «Счастливая семья» в Студенческом союзе, где до сих пор их читал вслух лишь я сам. Чтение его, благодаря вдумчивости, юмору и экспрессии, с какими он передавал эти историйки, произвело большое впечатление. После чтения состоялся товарищеский ужин, и артист провозгласил во время его тост за меня, причем пояснил, что первый его дебют состоялся в Студенческом союзе и в комедии из студенческого быта Х. К. Андерсена – вот почему он и сегодня, выступая после стольких лет опять в том же кружке, пожелал прочесть сказки Андерсена, продолжающего оставаться членом Союза и все таким же юным, свежим, если только не еще свежее, еще моложе, нежели в годы студенчества!
41
Надо иметь в виду, что А. обработал эту часть своей автобиографии собственно для американских читателей. –
42
Один из выдающихся артистов, впоследствии главный режиссер королевского театра и преподаватель драматического искусства. –