- Это ещё зачем?
- А затем, что я теперь там буду на жизнь зарабатывать. Дерьмоукладчиком.
- Это как? - удивилась Малинка, - Отчего ж?
- А от того, что больше с моей рожей никуда не возьмут!
Малинка смущённо хихикнула в кулачок, но Свит и не думал шутить.
- Да, представьте себе! - заорал он, обводя всех нас по очереди диким взглядом, - Кому я нужен в крепостице, без силы?
- Да ладно тебе, Селёдочка, - примирительно начал Корвин, - Приедешь домой, отоспишься, хлебнёшь своей вонючки…
- Мне теперь никакая вонючка не поможет, - продолжал разоряться Свит, - Хоть из фляги, хоть из сточной канавы! Даже если сразу из казарменного нужника хлебать!
Я представила себе это вживе и невольно прыснула, Корвин тоже начал понемногу посмеиваться.
- Да что вы все ржёте? Плакать впору, а они ржут! По миру ведь пойдём!
- Ладно, уймись. Чего взлетел? Сядь, говорю, пока не рухнул, орёл комнатный. Думаешь, ты один умеешь денежку зарабатывать? Другие тут тоже не лаптем щи хлебают. Прокормим тебя как-нибудь, не горюй, - сказав так, Корвин потоптался ещё чуток рядом, потом вздохнул и решительно пошёл прочь, в темноту.
- Ты куда? - вырвалось у меня.
- Как куда? За растопкой. Надо бы костерок сообразить.
Малинка хихикнула ещё разок и ушла рассёдлывать Кренделька.
Вскоре мы все собрались вокруг костра. Лучик спал на руках у Малинки, Свит лежал головой у меня на коленях. Его познабливало, и потому мы завернули его сразу в два плаща, а под спину постелили сухой травы.
-… Ну так вот, - рассуждал Корвин, для наглядности водя перед собой руками, - Пока травостав, козы будут приносить неплохие деньги. Мы всё это потратим на оплату дома. А чтоб не сидеть голодными, ещё и кур разведём. А со службой ты, Селёдка, резко не рыпайся, сила - она, может, ещё вернётся.
- Это вряд ли, - вяло отозвался Свит.
- Ну и хрен бы с ней. Ты просто ручками тоже много всякого умеешь. А для случаев, где без силы никак, убеди ротного нанять тебе парочку младших. Твой мэтр Чанар сколько кругов на тебе ездил, не слишком-то утруждаясь сам? Вот и ты давай так же: главное, ходи с умным видом да нужные бумаги вовремя составляй. Так что не пропадём. А я бы ещё знаете о чём подумал? О том, чтобы съехать из этой Ящеровой Затычки. Может, пора нам найти домишко поприличнее?
И тут Малинка сказала замечательную вещь:
- А может, нам вообще переехать в Торм?
========== На вечёрке у бабушки Лиски ==========
Тихо и сумрачно в избе. Тускло тлеет лучина, по крыше сонно стучит дождь. На своем привычном месте сидит бабушка Лиска за прялкой, а детишки, словно цыплята, сбились в плотную кучку вокруг неё. Девчата и парни постарше расселись по лавкам с простым рукоделием. Когда ещё, как не в хлябий вечер собраться у тёплой печки, чтобы послушать рассказы старших о чудесах? И веретено кружится, а бабушка неторопливо рассказывает:
- За зелёной рощей, милые мои, где любит сидеть на ветвях синеокая Мара, за Долиной Истоков и Истовым хребтом лежат Пустые Холмы. Никто не живёт в тех местах из людей, и не ходит туда ни зверь, ни дикий ракшас. И даже лес в Пустых Холмах не растёт, только бродят там тени мёртвых, не нашедших упокоения. А за Холмами лежит Потаённый Дол. Дивно то место: люди бают, трава там растёт в человечий рост, пшеница родится семиколосой, а репа, сказывают, такова, что каждую тащить из земли приходится всемером. И есть там, в Потаённом Доле, один хутор, названием Белозорье, а владеет им страшный седой ведьмак. Прежде в тех местах лежал благословенный Маэлем людской край, Раздольем прозывался. Ведьмак на те земли позавидовал. Пришёл из чужедальнего удела Помории, хранителя Раздолья застрелил, а сам поселился на его костях. Только Пресветлый Маэль осерчал на ведьмака за такие дела, а пуще - на людей, что за своего хранителя не заступились. И послал Маэль в те земли огромную Грязную волну. Где прошла она, было Раздолье, а стал Мёртвый Дол. Только ведьмакова вотчина и уцелела. А всё от того, что ему сам Ящер тайное слово сказал…
- Бабушка, а почему тени мёртвых не нашли этого… как его…
- Упокоения? Да потому, дитятко, что это всё погибшие от Грязной волны. Они все померли неправильной смертью, не избыв положенной доли, вот и осуждены Пресветлым Маэлем теперь отбывать её там, на службе у седого ведьмака.
- А почему ж он седой? Ветхий, что ли?
- А кто ж его знает, детушки… Может, ветхий, может, и нет. Он каким хочет, таким людям и покажется. А что волосом бел - так это он от своих колдовских зароков. В юности-то, говорят, был как все добрые люди. А потом заключил с Ящером зарок - и вмиг побелел. Даже глаза стали страшные, белозорые. Наделил его Ящер властью принимать любое обличье, хоть человечье, хоть звериное, дышать живым огнём, видеть воду под землёй и забирать в плен волю простых людей. А взамен потребовал, чтоб после смерти ведьмакова душа попала к самому Ящеру в вечное услужение. Только Древний Ящер-то простоват, а ведьмак - куда как хитёр. Не собирается он помирать, уж кругов сто на свете живёт , а то и поболе…
- Ой… А как же это у него получается?
- А он, милая, заживает чужой век. Приходит в лес и бродит по хуторам, просится к добрым людям на постой. Чуть кто его в избу пустит да к столу посадит, враз сам состарится на круг или там на два, ведьмак же те круги с себя мигом скинет. Так погуляет седьмицу, другую, глядишь, и вернётся к себе домой молодым.
- А не пущать?
- Так нельзя ж. Проклянёт. Посыплет чтой-то, пошепчет - и всё, нагрянут на хутор ракшасы, не оставят бревна на бревне.
- А почему его ракшасы слушаются?
- Старики шепчутся, будто он им родня. И говорит по-ихнему. Настоящий человек их речь разуметь не может, чтобы не изракшаситься.
Из дальнего уголочка, где сидели парни постарше, раздались сдержанные смешки. Бабушка подняла на них глаза и строго постучала пальцем по лавке:
- Смотрите мне, охальники! Думаете не слышу, как вы бранитесь нелюдскими словесами? Вот попомните, когда вырастут острые уши да клыки! В лес женихаться пойдёте!
- А что? - дерзко заметил тёмно-рыжий парень, выделявшися среди прочих крепкой, сухой статью и тонкими чертами лица, - Ракшицы, говорят, прехорошенькие попадаются, и не ломаки притом…
Бабушка только махнула на него рукой:
- Ты, Луч, не молоти языком чего не знаешь. Ракшица как прикинется красной девкой да на вечёрку придёт - никто и не поймёт, кто такова. Заморочит головы парням так, что те всех подруженек позабудут, только на неё и станут смотреть. А кто пойдёт её провожать - сгинет, и больше уж домой не воротится. Выпьет ракшица его жизнь, а сама уйдёт в лес. Узнать же её среди настоящих девчат можно только по одной примете: она пряжу против хода Ока вьёт.
Симпатичная девчонка, сидевшая в углу у окошка, тут же залилась смуглым румянцем и поспешила прикрыть запоном руку с веретеном. Другая, крупная и бойкая, весело ответила:
- Да я ж всегда так вью! Эй, Ярик, ты там ещё жив али нет? Не забоишься теперь меня до Замошья провожать?
Вокруг засмеялись, радуясь поводу вспугнуть весельем липкий страх.
А бабушка, обождав чуток, продолжила сказ:
- В Белозорье-то ракшасы не рыщут, туда им хода нет. А всё потому, что седой ведьмак взял за себя женой Золотинку, этлову дочь. Не хотелось хранителю отдавать любимую доченьку страшному ведьмаку, и поставил он жениху три условия, три испытания дал. Первое - перескочить через Ограду. Второе - выпить ручей мёртвой воды. Третье - спрятаться так, чтобы сам хранитель за день найти не сумел. Ну, ведьмак обернулся вороном и Ограду вмиг перелетел. Этлы-то эдак не могут, им от земли отрываться нельзя, вот хранитель и думал, что ведьмака это затруднит, да не тут-то было. А ведьмак пошёл к ручью с мёртвой водой, всю воду из него выпил, а потом смерть отпустил в траву. Вся трава тогда в балке позасохла, а ведьмак остался живёшенек. Только хранитель-то не слишком переживал, верил, что ведьмак от него в Торме нигде не укроется. Было у хранителя волшебное Зеркало, через которое можно было глядеть на весь лес, и где что делается - всё знать. Но хранитель хитёр, да и ведьмак непрост. Отправился он к ракшасьей княгине, в Рискай-град и целый год там ей верно служил.