Вокруг всё затихло. Солнце спряталось за пеленой серых облаков, поднялся ветер, лес превратился в неживые джунгли, чувствуя опасность. Улицы опустели. А Идерэю было всё равно.
- Сожгите остров дотла! Кто будет бежать - убивайте, не щадя! Только огонь сможет очистить это поганое место... - приказал Идерэй.
- Но как же Вы, Ваше Величество? - заботливо спросил один из воинов, глядя на своего короля, шагающего к замку.
- Ты слышал приказ?! Обо мне не волнуйся. Я хочу видеть расправу!
Двери срывались с петель; кричащих мужчин и женщин разлучали друг с другом и заставляли смотреть их детей на убийства. Люди острова Терребу не могли отбиться от атаки закалённых в боях воинов. Всё, что было в их силах - плакать, в последний раз признаваясь друг другу в любви, мужественно не прося пощады. Их запирали в собственных домах и жгли заживо, закидывая жилища факелами. Кругом воцарился хаос, сравнимый с адским котлом, где бушует огонь - неистовый, беспощадный, непростительный и порочный...
Король Идерэй с довольной улыбкой подходил к дворцу, окружённый короной пламени. Там на крыльце его уже ждал правитель Инкардеус, железной хваткой сжимая серебристый посох с огромным топазом сверху. Залитый заревом войны, он без капли страха глядел захватчику в глаза. Не дождавшись хода противника, король туманного острова ударил металлической палкой о кристальную дорогу, и она заледенела, сбив тирана с ног.
Улыбка внезапно исчезла с лица Идерэя, когда озябшие руки не смогли быстро выхватить меч из ножен. В него летели острые льдины, и колючая метель застилала глаза, однако король не отступал, а только ждал нужного момента, чтобы напасть. И когда искусный маг подошёл слишком близко, мечник рассёк ему грудь. Кровь хлынула рекой, окрасив белые одежды в тон страсти Идерэя, но Инкардеус не собирался сдаваться. Он продолжал атаковать магией и посохом. Битва выдалась на славу, король Идерэй даже получил удовольствие, какое не испытывал ранее, ведь никогда не чувствовал сопротивления. И, всё же, рана ослабила мага, приведя к поражению.
Гордый Инкардеус лежал на медленно тающем льду кристальной дороги, по-прежнему сжимая в руке посох, будто он был ему дороже всего на свете. Глаза ещё видели мир вокруг, но силы уже покидали короля.
- Каково это - умирать? - язвил Идерэй, нависая над побеждённым врагом.
- Я был готов к смерти с того момента, когда ко мне пришли видения, - спокойно ответил правитель. - Мне восемьдесят четыре года, несмотря на мою внешность. Я не боюсь смерти.
- То есть ты знал о моих планах и не бежал со своим народом? Как ты мог бросить его на произвол судьбы в мои всеуничтожающие руки? Твоя оплошность стоила людям драгоценных жизней!
- Не делай из меня виновника их смертей, тиран. Я умолял уйти каждого лично, но мой народ отказался покинуть родину. Глупцы, - страдал Инкардеус. - Что же теперь ждёт нас впереди? Забвение? Новая жизнь?
- Просто... ничего, - закончил воин и взмахнул мечом.
Тёмная голова полетела с плеч, раскидав длинные волосы по тлеющей траве. В глазах застыла печаль и принятие судьбы. Её невозможно было избежать, но остров пытался спасти жителей, как мог.
Крики ужаса летели во все стороны, последние люди умирали на потеху бессердечным врагам. Некогда над туманной землёй поднялся чёрный дым кострища, окутавший величественный замок непроглядной тьмой.
Войско ушло, оставив после себя пустоту. Никто больше не вспомнит это место, оно забыто навеки, покрыто тенью разрушения и боли. Зато король Идерэй был доволен как никогда. Душа его трепетала от содеянных ужасов, а перед глазами всплывала отсечённая голова Инкардеуса.
Прибыв домой, огненный король закатил пир невиданной широты. Все снова пили и веселились несколько дней напролёт, даже не зная причины. Их животы полнели, и голова хмелела, пока в кубки рекой лилось вино, пока где-то далеко проливалась чья-то последняя кровь. Кровь невинных людей.
Глава 4: Совсем одна
Неужели, больше некому было молиться за упокоение стенающих душ острова Терребу, в одно мгновение сгинувших из мира живых? Чёрная земля всё ещё дымилась тонкими струями, танцующими на одиноком пепелище. Замок, превращённый в чёрную гору, стал символом смерти прекрасного, изобилующего жизнью места. Однако в тишине, воцарившейся вокруг, слышался тихий девичий плач. Возможно, так ветер завывал сквозь каменные развалины не устоявших от бедствия жилищ, и, тем не менее, страдания казались более живыми, более горестными, чем равнодушие морского ветра.
И правда, девочка лет пятнадцати, грязная от сажи, красная от слёз, сидела у сожжённого дома на коленях. Они были разодраны в кровь, но у их хозяйки не хватало сил, чтобы подняться на ноги. Зачем нужна красота, если некому больше её дарить? Родной народ сгинул без надежды вернуться. Теперь она, чудом уцелевшая, осталась одна. Девочка рыдала так громко, что крики долетали до моря, неслышимые никем.