Примечательно — какую клевету применили сестры-завистницы? (В легенде о Мелюзине тоже есть две сестры, хотя в роли завистника выступает брат мужа). Они могли обвинить царицу в неверности, но — нет: они пустили слух о том, что царская жена родила «неведому зверюшку». И этому невероятному слуху поверили! То есть изначально предполагалось, что царица в состоянии родить урода. В легенде о Мелюзине муж также упрекает жену в том, что она произвела на свет жутких типов (с волчьими зубами и т. д.)
Что делает Гвидон, освободившись из бочки? Он обзаводится чудесной помощницей — Лебедью. Поначалу Гвидон ведет себя как дитя, и Лебедь это понимает. В конце концов, у человека не было нормального детства! И Гвидон, обличьем взрослый, но душою мальчик, хочет игрушку — белочку. И ему дарят белочку. Мне это представляется психологически достоверным и невероятно трогательным.
Дальше царевна знакомит его со своими братьями. Эти братья примечательны: они живут под водой, им «тяжек воздух земли». При этом они охраняют чудесный остров Гвидона. Можно вспомнить, что брат графини Триполитанской мстил за сестру именно на море.
Последний дар Лебеди — она сама. Как влюбляется в нее Гвидон? По слухам, как Джауфре Рюдель. Сравним:
Гвидон:
Рюдель:
Интересны отношения царевны-Лебеди и царицы. Они — самые идиллические. Царица сразу благословляет брак своего сына, даже не спрашивая — кто сия красавица, откуда она. Хотя из текста сказки не явствует, что Гвидон что-то рассказывал своей матери о царевне. И в дальнейшем царица и царевна выступают только вместе. Когда Салтан приезжает на остров, его встречает только Гвидон, а уж возле дворца показывается молодая княгиня:
Вопрос: кто из двух женщин — Мелизанда? Я полагаю, что обе. Ранее уже говорилось, что Дальней Любовью трубадура иногда считали старшую Мелизанду, королеву Иерусалимскую, чаще — младшую, графиню Триполитанскую. Поэтому можно предположить, что мать Гвидона и его жена — дальние родственницы. Волна недаром вынесла бочку именно на этот остров. Обе дамы связаны с морской стихией.
Спрашивается, какое отношение змея-Мелюзина имеет к Лебеди? В мифологии мотив превращения у змеи и лебедя — один и тот же (см. широко известную энциклопедию «Мифы народов мира»). В мифе о деве-лебеде лебедь оставляет на берегу одежду из перьев, а прекрасный юноша похищает ее. Девица не может вернуть себе прежний птичий облик и становится женой юноши, ставя ему некое условие — некий запрет. Юноша нарушает запрет, его жена обретает одежду и улетает.
Кстати, Мелюзина в образе огромной змеи тоже улетает от своего мужа. Хотя до того она плавала.
То есть, способ оборотничества у лебедя и змеи в данной истории один и тот же.
Только царевна-Лебедь никуда не улетает. Я дальше объясню, почему.
Легенда о Мелюзине попала в Россию в 1677 году, когда появился перевод этой повести с польского «преводника» Ивана Руданского. (Прошу обратить внимание на мистику имен: даже переводчик «Руданский» созвучен «Рюделю»! Ложная этимология, но очень впечатляет). Есть целый пласт литературы, посвященной разным истокам пушкинских текстов, мой доклад на это, естественно, не претендует. Мы исследуем христианскую фэнтези.
Сказка Пушкина, как всякая добропорядочная христианская фэнтези, органично сочетает два несовместимых компонента: бьющее через край волшебство и христианскую религию. Причем, христианство — восточное, православное, более того — глубоко церковное.
Что такое волшебство персонажей «Сказки о царе Салтане»? Это нечто им присущее. Они это не взяли, не отколдовали, не получили от дьявола в обмен на что-то; это — часть их натуры, составляющая их личности. Аналогия у меня только одна: блаженный Иероним видел в пустыне кентавров, и они его расспрашивали о Христе. То есть, существа с изначально волшебными, сказочными свойствами вполне в состоянии принимать христианство.
И вот здесь, в идеологии, начинается глобальное расхождение между чистой фэнтези — легендой о Мелюзине, и православной фэнтези — сказкой о царе Салтане.
Потомки Мелюзины, коими мнили себя Лузиньяны, любили напоминать о своем происхождении от дьявола. Они воспринимали это не то всерьез, не то как шокирующую и немного опасную игру. В общем, кокетничали родством с нечистым. (Об этом, в частности, сообщает в своей статье о Гвидо Лузиньяне Галина Росси).
У пушкинского Гвидона — совершенно иное. Он абсолютно не носится со своими чудесными свойствами. Понадобилось — воспользовался, не надо — он и не вспоминает о них. Это стопроцентно христианский герой, несмотря на его постоянное общение с волшебством.
Чудесный ребенок, мгновенно выросший, оклеветанный при рождении как урод, был, тем не менее, крещен. Мы это знаем, потому что для изготовления лука он воспользовался шнурком от креста:
В определенной мере он создает чудесное оружие, из которого поражает злого колдуна. Кичится ли он этим подвигом? Скромнейшим образом тут же искренне о нем забывает. Злой колдун вообще больше никак не фигурирует. Чисто православный подход ко злу: уничтожил и забыл.
Далее Лебедь в одну ночь (как и фея Мелюзина) возводит город. Но что это за город? О чем прежде всего упоминают впоследствии корабельщики, которые его видят?
Как встречают Гвидона в городе, который для него создан?
В общем, полное Трехсотлетие Дома Романовых. Перед нами — полная симфония царя и народа, соединенных через Бога, через венчание на царство. Это первое венчание Гвидона (второе — с Лебедью). Оно описано в полном соответствии с православным представлением о том, каковы должны быть отношения царя и его страны.